«Тихие» американцы - [25]

…В глубине сада Борис заметил как всегда подтянутого Терренса в светло-сером костюме. Он с улыбкой приветствовал Бориса;

— О, дорогой друг, я жду вас с нетерпением. Непринужденно разговаривая, они прошли по садовым дорожкам. Затем американец провел Бориса в виллу. Повторили некоторые правила грамматики, а потом Терренс заговорил:

— Знаете, мне придется жить в Москве, хочу побольше знать о вашей стране.

— Это, конечно, полезно, — согласился Борис.

Ему даже нравился такой метод занятий, «ученик» быстрее усваивал язык, да и увлекательнее было вести беседу, аргументируя свою точку зрения примерами и фактами, которые знаешь, чем читать текст на отвлеченные темы. Терренс расспрашивал о разных сторонах советской действительности, жизни и работе ученых. И чтобы не прослыть профаном, Борис охотно отвечал на вопросы, делился подробно своими впечатлениями о местах, где не так давно, во время поездки на родину, побывал, называл новые предприятия, стройки, о которых еще «даже в газетах не пишут».

Иногда Терренс приносил на занятия советские газеты и журналы, исчерканные карандашом, и просил разъяснить ему «непонятные вопросы». Ставил их так, чтобы почерпнуть новую информацию и услышать личное мнение Бориса. Такой подход льстил Н. — как высоко американский дипломат ставит его мнение, осведомленность и знания. И у них день за днем, как казалось Бориеу, возникало чувство доверия, желание обсуждать «острые» вопросы действительности.

— У нас в Штатах, конечно, еще много безработных, — признавался Терренс. — Но, правда, они получают помощь. Могут устраивать демонстрации.

Стараясь не быть ортодоксом, Борис тоже начинал «выискивать» недостатки у себя в стране. Он рассказывал то, что слышал от товарищей в посольстве, от своих друзей-земляков. Не подозревал еще Борис, что Терренс — опытный разведчик — методично направленными вопросами, дискуссиями пытается «вытянуть» у Бориса побольше нужной информации, ну и прощупать его идейную и моральную стойкость, узнать слабости, пристрастия. Он почувствовал, что Борис страдает тщеславием, самомнением, любит не в меру украшать свой быт.

— Ваши рассказы для меня, — сказал как-то Терренс, стараясь придать словам доверительный характер, — лучше всякого учебника. С таким умом и эрудицией вы быстро бы сделали карьеру в США…

Такие беседы о «радужных» перспективах жизни в Америке нет-нет да и повторялись. Терренс исподволь восхвалял американский образ жизни. Борис возражал, но как-то не особенно решительно, и это не оставил без внимания Дуглас.

Вот и в тот памятный вечер, подливая коньяк, Терренс снова завел разговор «по разным проблемам»: как оформляются выезды советских людей за границу, о настроениях среди нашей интеллигенции, расспрашивал о сотрудниках посольства. Подвыпив, Борис изрядно разоткровенничался. Поздно вечером Борис один уехал домой, нагруженный специально подобранной для него Терренсом литературой, сувенирами и подарками для семьи.

Постепенно втягивая Бориса в липкую шпионскую паутину, американец платил ему «за обучение» все больше и больше денег… Казалось, что Н. наконец возмутится и не станет брать «лишние» деньги, но он не сделал этого, чтобы «не обижать нового знакомого», — давали знать непомерное тщеславие, корыстолюбие и беззаботность. Этим и пользовался Терренс. Видя идейную нестойкость, беспринципность Бориса Н., американец становился все нахрапистее, и однажды, когда Борис сказал, что собирается купить автомашину, но не хватает денег, Терренс «великодушно» предложил ему нужную сумму для покупки авто американской марки, а заодно подарил жене — «чтоб не была в обиде» — украшение.

— Отдадите деньги в Ленинграде, — заметил он.

Бориса растрогала такая щедрость. Когда он серьезно заболел, Дуглас проявил подчеркнуто заботливое участие, достал дефицитное лекарство, привел американского врача.

— Специально вызвал из США, — сообщил он. — Чего не сделаешь для коллеги!..

Уже «коллеги»?! Потом, кстати, выяснилось, что врач-то жил тут же в городе, и поэтому не надо было «специально вызывать» из Америки. Но это потом, после отъезда Бориса. А тогда это сообщение произвело определенный эффект.

И когда Борис уже с доверием стал относиться к работнику американского посольства, заходить к нему в гости, тот повел разговор о войне и мире, стал играть на искренних чувствах советских людей, выступающих против войны. Мы ведь тоже за разрядку, за мир, говорил Терренс, но «должны контролировать, знать, как Советский Союз выполняет соглашение о разрядке». «Мы тоже за контроль», — согласился Борис. «Раз так, то помогите нам. И за разрядкой нужно наблюдение», — заметил Терренс.

На удивленный вопрос, кому и как помочь, Терренс, не смущаясь, прямо заявил, что он является сотрудником ЦРУ и обращается к Борису как к «умному человеку», которому «близки и понятны» цели представляемой Терренсом организации, борющейся «за свободу и гуманные мирные идеалы». Говорил он негромко, но властно, тоном, не допускающим возражений. Шпион в обличье дипломата? Тут наконец Борис понял, с кем имеет дело, и сказал нерешительно:

— Мне бы не хотелось обсуждать подобные вопросы.