Тихая Война - [48]

Все же молодое поколение не полностью порвало с прошлым. Они с восхищением и почти религиозным благоговением относились к работе Авернус и других ученых, которую те проделали в первые годы существования Внешней системы, — созданным ими новым видам вакуумных организмов и замкнутых экосистем, которые позволили построить поселения на спутниках Юпитера и Сатурна. Для них Авернус была экопроповедником, их Дарвином, их Эйнштейном, загадочным гением, окутанным легендами и слухами, главным источником вдохновения для их собственных радикальных идей, амбиций и устремлений, которые они сами еще толком не сформули–ровали. Шри заинтриговало, что новые друзья Альдера не рассказали старшему поколению о своей находке, о гроте. Однако то, что они посвятили в тайну ее сына, воодушевляло. Если когда–нибудь ей удастся увидеться с Авернус, их встреча непременно пройдет в рамках дипломатического протокола со всеми церемониями и вежливыми формальностями. На откровенную беседу между учеными рассчитывать не приходилось. Но если Альдеру удастся сблизиться с участниками знаменитой команды Авернус, как он сблизился с молодыми учеными здесь, то могут открыться неофициальные каналы, которые позволят в дальнейшем поддерживать связь и быть в курсе дел Авернус, даже когда Шри покинет Каллисто.

Однако даже сейчас, за несколько дней до церемонии открытия биома, ни одна душа в бразильском посольстве или команде клана Пейшоту не сумела получить подтверждение от жителей города, что Авернус посетит Радужный Мост. Люди на корабле «Луиш Инасьо да Сильва» перехватывали сообщения диспетчеров Юпитера, но и это не принесло плодов. На общественном транспорте много говорили о гении генетики, только все это была пустая болтовня. Альдер привез образцы хемотрофных вакуумных организмов — в минералах с бороздками и канавками. Эти виды более восьмидесяти лет произрастали в уединенном месте. Однако новостей об их создателе Альдеру раздобыть не удалось.

В конце концов Шри отбросила свою гордость и осторожность и снова пригласила Лока Ифрахима в свой номер. Он скормил ей обрывочные факты, доказывающие вину Спеллера Твена, и повторно предложил помощь в «решении этой проблемы», но насчет присутствия Авернус на церемонии открытия он тоже ничего не слышал. Выходило, никто ничего не знает. Отсутствие достоверных фактов заставляло Шри нервничать и проявлять нетерпение — часто у нее внезапно портилось настроение, из–за чего Альдер и Ямиль Чо были как на иголках. И вот наконец–то на официальном приеме за день до церемонии открытия Эуклидес Пейшоту подошел к Шри и заявил: «Она здесь».

— Кто здесь?

— Авернус, кто же еще. На вашем месте я бы нашел себе новые источники информации, — рассуждал Эуклидес Пейшоту. — Поскольку ваши явно уступают моим, а ведь я даже не пытался подобраться к сумасшедшей старой ведьме.

Все происходило в центральном внутреннем дворе посольства Великой Бразилии. Тент над ним изготовили из шелковых полотен пастельных оттенков; стены были увиты цветами и папоротниками, а пол покрывал ковер из засушенных лепестков роз, которые источали тяжелый мускусный аромат, когда великие и добродетельные граждане Радужного Моста, бразильские дипломаты и торговые делегаты, представители Миноса, Европы и других городов и поселений в системе Юпитера наступали на них. Строительная бригада, возводившая биом, собралась в одном углу: среди пышного убранства и ритуальных формул вежливости они чувствовали себя неловко, а их форменные комбинезоны выглядели невзрачными на общем фоне, хуже, чем одежда официантов, разносящих коктейли и канапе, и оркестрантов, играющих Гайдна и Моцарта. Народу во дворе собралось столько, что если кто–то один двигался, то всё вокруг приходило в движение вместе с ним. Таким образом, присутствующие медленно вращались, подобно шестеренкам в древних часах со сложным механизмом. Шри стояла вплотную к Эуклидесу Пейшоту, утопая в аромате его одеколона.

— Ни минуты не сомневалась, что Авернус приедет, — спокойно заявила она. — Биом был ее идеей. Она профинансировала строительство. Несомненно, она захочет присутствовать при запуске проекта.

Улыбка на лице Эуклидеса Пейшоту стала еще шире, обнажив большую часть невероятно белых и ровных зубов. На нем была нелепая униформа, которую Шри сочла собственным его изобретением: серые пиджак и брюки с розовым кантом, на груди связка медальных ленточек. И — серая кепка с полированным черным визором, надвинутым на маленькие, близко посаженные глазки, из–за которых он всегда напоминал Шри какого–нибудь хорька или горностая — пронырливого мелкого хищника, шныряющего в подлеске в поисках хорошей добычи.

— Не бывает никаких «несомненно», — отрезал Эуклидес. — Ах да, знаю, вам, ученым, приходится принимать что–то за правду, пока вы не докажете, так это или нет. Мне известно, что вы оптимист до мозга костей. Но здесь не наука, а политика. А как говаривал мой отец, никогда ничего не предполагай в политике, поскольку тогда и ты, и я окажемся в глупом положении. Да, Авернус оплатила строительство биома, но не проявила и толики интереса к его разработке, словом не обмолвилась ни с одним участником проекта. С нами или нашими хозяевами в этом городе. Мы даже не знаем, по душе ли ей работа, которую мы выполняем от ее имени. Спроси вы меня вчера, появится ли она на церемонии открытия, я бы мог ответить: «Не ставьте на это больших денег». Но чего бы я точно не сказал, так это слова «несомненно».