Тихая гавань - [27]

— Я ведь не похожа на божью коровку, правда? — спросила у него Бетти.

Лоренс покачал головой.

— Конечно нет, ты просто красавица.

Поверх детской головки он холодно и предостерегающе посмотрел на Мэй. Пусть только попробует посмеяться над этим! Но она и не думала. Мэй улыбнулась ему, и он ощутил стеснение в груди — словно от боли или острого удовольствия. Чудесная теплая улыбка предназначалась на этот раз только ему, и Лоренсу показалось, что он прикоснулся к радуге.

Он не знал никого, кто умел бы так улыбаться. Улыбка Ванессы была лишь изящным движением губ. Порой игривой, порой чувственной, чаще насмешливой — но не теплой. Он только сейчас начинал понимать, как вообще мало тепла было в его жизни и как сильно он в нем нуждался.

— Здесь становится прохладно. Пойдемте, праздничный стол уже накрыт, — сказала ему Мэй.

Дети побежали вперед. Из темноты раздался угрюмый голос Питера:

— А как быть со мной? Могу я войти или нет?

— Сначала извинись перед мистером Хейзом за то, что ударил его.

— И не подумаю! Все равно я не хочу идти, если там будет он! — раздалось в ответ.

Мэй легонько вздохнула.

— О Боже! Теперь будет дуться несколько дней! — Взглянув на Лоренса, она спросила: — Питер сильно вас ударил?

Он чувствовал, как саднит скулу.

— Простой ушиб.

— Надо приложить лед, чтобы не было отека, — посоветовала она.

Подняв пакет, Лоренс пошел за ней в дом, любуясь грацией, с которой она двигалась. В белом платье, достигавшем середины икр и развевавшемся вокруг ног, она была похожа на саму весну.

— У вас тоже очень красивое платье, — хрипловато сказал он.

Мэй с улыбкой посмотрела на него через плечо. В этом неожиданном ракурсе она показалась ему почти прекрасной.

— Это тоже шила ваша мама. Обычно я ношу джинсы, как вы, очевидно, уже заметили: они дешевле и намного практичнее всего остального. Мне приходится быть практичной — у меня так много дел. Когда ваша мама обнаружила, что у меня нет ничего нового, она настояла на том, чтобы сшить мне платье. Это ее подарок ко дню рождения.

— Мне и в голову не приходило, что она умеет шить. — Но сказать по правде, что он вообще о ней знал? Ее жизнь была для Лоренса закрытой книгой. Как она может ждать от него иного отношения после стольких лет разлуки?

— Она пользуется нашей старой швейной машинкой. Удивительно, что вообще удалось заставить ее работать. Она годы пролежала на чердаке, но Билл очень хорошо разбирается во всяческих механизмах. Он смазал ее и починил, и с тех пор Эллин от нее почти не отходит, обшивая всех нас. Похоже, она получает большое удовольствие от работы. Она не может надолго вставать с постели и быстро передвигаться. И у нее такой тяжелый артрит, что ей приходится работать очень медленно и осторожно, потому что руки часто опухают. Но я думаю, что эти упражнения только на пользу ее суставам — было бы намного хуже, если бы она вообще ими не двигала. Да и для нее лучше заниматься чем-нибудь вместо того, чтобы сидеть целыми днями в кресле, читая, смотря телевизор или слушая музыку. Я радуюсь, когда у них появляется какое-нибудь хобби — рисование, или выращивание комнатных растений, или изготовление домашнего вина. Они лучше себя чувствуют, если хоть в чем-то не зависят от остальных. Конечно, хорошо, когда есть компания, но всякому порой нужно побыть одному.

— А как насчет вас? Сколько времени в одиночестве проводите вы?

Она, скорчив гримасу, рассмеялась.

— Не так уж много!

Они вошли в столовую, и все за столом подняли головы и улыбнулись, приветствуя их. Лоренс улыбнулся в ответ и проговорил: «Здравствуйте, как поживаете?», чувствуя себя неловко из-за того, как покинул этот дом в прошлый раз. Он догадывался, сколь важное место в жизни этих людей занимают пересуды и сплетни, и им было все известно о нем и его матери. Но по их лицам ничего не было заметно: все дружелюбно поздоровались с ним.

Дети за столом не сидели. Они сгрудились вокруг корзинки и пытались удержать там щенка. Но тот, явно не понимая собственного счастья, вырывался из их рук, а заодно стремился избавиться и от надетого на него ошейника.

— Вы им доставили столько радости, — сказала Лоренсу одна из старушек, и все дружно закивали.

— А у меня в комнате живет кот Рамми, — сообщила Нэнси. — Он был любимцем моего мужа и мог часами лежать у него на коленях и мурлыкать. Когда мужа не стало — вы не поверите, — кот затосковал, все искал его, мяукал так жалобно. Я прямо не знала, что делать. А потом однажды вскочил на его кресло, свернулся там клубочком и вроде как успокоился. Кот и это кресло — все, что осталось у меня от прошлой жизни. И вот частенько вечерами я разговариваю с Рамми и вспоминаю свою жизнь.

— Да, с животными хоть можно поговорить, — вздохнул Билл. — А вот с моими вуалехвостами не побеседуешь.

— А я беседую, — сказал Мэтт.

Обернувшись, Лоренс увидел, как щенок проскользнул в полуоткрытую дверь — видимо, ему удалось-таки вырваться на свободу, — и детей снова заинтересовало происходящее за столом.

— И они тебе отвечают? — поддразнил его Билл и рассмеялся, когда мальчик покраснел.

— Конечно нет, но они всегда подплывают к стеклу и смотрят на меня, — ответил Мэтт.