Тигры в красном - [23]

— О том о сем, — тихо сказал Эд.

Стрекотание цикад стало громче, из порта донесся туманный горн.

— И вовсе ты с ней не говорил, — заявила Дейзи через минуту.

Эд не отрывал взгляда от домов.

— Так откуда же ты все это знаешь?

Он вдруг остановился и развернулся к Дейзи.

— Ты следил за ней, — догадалась Дейзи.

— Я бы не назвал это слежкой, — ответил Эд, его серебристые глаза пристально смотрели на нее. — Я занимаюсь самообразованием.

Дейзи проснулась посреди ночи. Она подумала, что это, должно быть, из-за луны, слишком ярко отражающейся в гавани. Но затем услышала голос Билли Холидей, доносящийся снизу. Босиком, как была, в ночнушке, она спустилась по лестнице и увидела, что на террасе сидят мать и тетя Хелена, освещенные пламенем свечей. Они были лишь в комбинациях, шелковые лямки натянулись на склоненных спинах.

Мать, подавшись вперед, слушала тихий голос тети Хелены, у ног ее стояла бутылка джина. Дейзи придвинулась поближе к окну.

— Не знаю, — говорила тетя Хелена. — Может, я плохая мать. Или позволяла ему проводить слишком много времени с Эйвери, не знаю. Я совершенно вымоталась, Ник. Правда.

— Наши дети, — тихо произнесла мать. — Кто бы знал, что они будут так непохожи на нас? А может, мы этого и хотели. Я смотрю на Дейзи, такую же золотистую, как ее отец. Иногда, странно такое говорить, но иногда я сурова с ней, потому что чувствую себя чужой в доме, где все такое хорошее, золотое и небесное. Что обращает меня в дьявола, я полагаю.

— Старина Ник,[13] — рассмеялась тетя Хелена. — О боже. Хотела бы я, чтобы во мне было побольше дьявольского. И поменьше небесного и золотого. Хотя, кажется, эта часть меня мало-помалу исчезает.

— И что же взамен? — Мать ткнула Хелену в плечо.

— Другие мужчины?

— Ты не посмеешь.

— О, ты думаешь, ты одна такая, да?

Мать посмотрела на Хелену, затем глотнула из своего стаканчика из-под желе, хрустнула льдом.

— Ты помнишь ту ужасную толстуху, что жила напротив нас на Вязовой улице? У которой каждую ночь бывал новый матрос?

Хелена помолчала какое-то время, потом сказала:

— Лоретта. Как же была ее фамилия?

— Поучительная история, если такие вообще бывают, — хихикнула мать.

— И маленький тощий солдатик с рябым лицом, который волком выл под ее окном?

Мать фыркнула.

— Прекрати, — сказала она. — Меня разорвет, и мы перебудим наших прекрасных деток.

— Мы ведем себя неподобающе, — тихо рассмеялась тетя Хелена.

Дейзи сдерживала дыхание так долго, что испугалась, как бы грудная клетка не лопнула. Но она была зачарована. Точно ее мать и тетю похитили гоблины и заменили какими-то эльфами. Они казались ей такими красивыми и такими нездешними, их головы и руки в тусклом свете отбрасывали на деревянную террасу изящные, изогнутые тени. Они могли бы говорить что угодно, она бы все равно их любила. Мелодия их голосов, аромат их духов, ласкающий воздух были точно любовная песня. Ей хотелось быть с ними там, на террасе, под слепящей луной, грызть лед и позволять бретельке сползать с плеча. Ей хотелось быть частью этого зачарованного мира, который они, казалось, создали из свечей, музыки и смеха. А затем они каким-то образом смешались с образом мальчика Тайлера и запахом лодочного горючего у «Палубы».

Дейзи медленно развернулась на пятках, чтобы не скрипнуть лакированными деревянными половицами, и бесшумно поднялась в свою комнату.

1959: июль I

Прошло всего две недели теннисных уроков, июль едва начал ложиться всем весом лета на Остров, когда Эд перестал появляться на занятиях. Он выходил из дома вместе с Дейзи каждое утро в восемь, и они вдвоем шли к теннисному клубу. Но после она не видела кузена до полудня, когда он появлялся, чтобы забрать ее, и они возвращались в Тайгер-хаус на ланч.

Он не говорил, где пропадает и что делает, пока Дейзи носится по раскаленному земляному корту, отрабатывая бэкхэнд. Спрашивать его было бессмысленно, он или ответил бы «то да се», или же просто промолчал.

Исчезновения Эда вызывали у Дейзи смешанные чувства. С одной стороны, ее это особо не волновало. Единственное, о чем она думала в те утренние часы, — это победа в одиночном турнире в конце лета. Когда она поджаривалась под горячим солнцем Восточного побережья, когда ее бедра горели, а предплечья становились такими же твердыми, как вощеный веревочный браслет, затянутый вокруг ее запястья, Дейзи думала только об одном: как заставить соперницу плакать во время матча, как сделать укороченный удар неберущимся, мяч невидимым, шаг уверенным, как сделать взмахи ракетки четкими, словно движения метронома. Тик-так, Тик-так — настоящие часы. Чтобы удар всегда был точен. И отсутствие кузена означало, что у нее меньше поводов отвлекаться.

Но в то же время его отсутствие создавало проблему. Он всегда был ее партнером в парных соревнованиях в конце лета. Эд не особенно хороший теннисист, но Дейзи была достаточно сильна, чтобы вытянуть обоих, и, хотя парные соревнования были не столь уж важными, именно через их сито можно было получить право на участие в одиночке. Командная работа — божья работа, или как там говорит эта сушеная черносливина миссис Кулридж в начале каждого теннисного сезона. Обычно Эд остерегался не участвовать в паре, потому что это означало, что он автоматически остается на второй год. Но этим летом ему, похоже, стало все равно. Для Дейзи отсутствие Эда все осложняло: придется подлизываться к кому-нибудь, чтобы заполучить нового партнера.