«Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста - [30]

Они всегда ездили ночью, без огней и, как правило, по незнакомым дорогам, которые ежедневно покрывались новыми воронками. Их миссия подчас была более сложной, чем наша на фронте. Мы хотя бы были знакомы с местной обстановкой, им же почти всегда приходилось сталкиваться с неожиданностями и принимать верное решение, надеясь только на самих себя. Несмотря на все это, мы никогда не оставались без пополнения запасов.

Мы были вполне довольны своим «ночным лагерем». Люди на передовой тоже могли быть спокойны; мы провели телефонную связь от них к нам. Незадолго до рассвета мы поехали назад в крестьянский дом. Оттуда обычно кто-нибудь к нам выбегал, чтобы доложить, что нового иваны натворили предыдущей ночью у железнодорожной насыпи.

Временами случались курьезные эпизоды. Иногда мы сбивали ворон с деревьев на другой стороне железнодорожной насыпи, потому что они казались «подозрительными». У иванов на деревьях сидели снайперы. Они заставляли нас пригибаться при ходьбе и сковывали свободу движений. Однажды молодой пехотинец, явно новичок на фронте, запыхавшись подбежал к моему танку и принялся возбужденно рассказывать, что русские разместили на деревьях бронированных снайперов. Он точно видел, как пули наших пулеметов отскакивали от них, и предлагал мне открыть по деревьям огонь снарядами главного калибра.

А что же на самом деле видел добросовестный юноша? Следы от наших снарядов расходились во всех направлениях после удара о ветви; но в то же самое время траектория пуль при выстрелах из пулемета, естественно, была совершенно иной. Наш товарищ ушел успокоенный. Следует, однако, заметить, что он слегка предвосхитил события.

Позднее, проникнув в «восточный мешок», мы и в самом деле столкнулись с бронежилетом. Его сначала надевали комиссары, и он обеспечивал прекрасную защиту от осколков и пистолетных пуль. Хотя, по моему мнению, эта броня, должно быть, сковывала движения.

Моим ребятам пришлось привыкать к самым разным вещам, и делали они это, не жалуясь. Однако существовало одно требование, выполнять которое они привыкли с трудом и по поводу которого часто жаловались: никому не разрешалось справлять нужду во время операции или в боевом охранении.

Для личного туалета было установлено время по утрам и вечерам. Если приспичивало и не было другого выходa, то приходилось делать свое дело в танке. По прошествии времени все привыкли к этому правилу, и больше проблем не возникало. Был резон в этом грубом предприятии: в большинстве случаев люди были потеряны, если оказывались в боевой обстановке вне танка.

Русские, заметив, что из танка вылезают, сразу же открывали огонь из винтовок или минометов. Кроме того, что военнослужащие получали неоправданные ранения, еще существовала и проблема получить достойную замену из глубокого тыла. Благодаря моим строгим распоряжениям мы потеряли только еще двух человек за пределами танка, да и те действовали с другой оперативной группой. Конечно, как командирам танков, нам приходилось иногда действовать с пехотой. Ребятам это тоже не нравилось. Как только я собирался вылезать из башни, Крамер хватал меня за ноги, опасаясь, что меня подстрелят.

27 февраля впервые дали о себе знать эскадрильи бомбардировщиков. С тех пор они досаждали нам каждую ночь, иногда даже по два раза за ночь. Очевидно, они хотели обработать наши позиции для последующего штурма.

Незадолго перед наступлением темноты «следопыт» прилетел с юга и сбросил знакомую «новогоднюю елку» за нашими позициями. Сразу же после этого появились двухмоторные бомбардировщики. Они сбросили свой груз позади нас по обе стороны от автомобильной дороги. На время атаки иваны осветили нас красными и розовыми ракетами. Огни помогали пилотам ориентироваться так, чтобы не сбросить бомбы на собственные позиции. К тому же русские сложили за линией фронта поленницы в форме советской звезды и подожгли с наступлением темноты. Несмотря на все это, иногда они сбрасывали бомбы с недолетом. В целом нам не о чем было беспокоиться сразу за линией фронта. В последующие недели русские превратили весь район по обе стороны автодороги от Нарвы до нас в лунный пейзаж.

Из-за заболоченности местности бомбы зарывались глубоко в землю, прежде чем успевали взорваться. Нам настоятельно советовали присмотреться хорошенько к местности утром, с тем чтобы мы не совались туда в случае боевых действий. То, что могло бы произойти, будет передано на другой участок.

Наша зенитка успела только обстрелять «следопыт», потому что потом кончились боеприпасы. К сожалению, им не всегда удавалось попасть в «следопыт». И хотя мы чувствовали себя до определенной степени в безопасности, от всего этого нам все-таки становилось не по себе. Как только эти ребята сбросили бомбы, у нас появилось ощущение, что они несутся прямо на нас. Оно не покидало нас до тех пор, пока бомбы наконец не приземлились на безопасном расстоянии, отчего задрожала мягкая земля. В танке у нас было такое ощущение, будто мы стояли на мате для прыжков.

Конечно, мы быстро приняли контрмеры. При виде приближающегося «следопыта», пролетающего над плацдармом вечером, — он был окрещен «дежурным унтер-офицером» за его пунктуальность — мы быстро переместились обратно в свой дом в Лембиту и уже не двигались, как только «новогодняя елка» появилась в небе. Это перемещение из опасной зоны не было «отступлением». Мы ехали в западном направлении и параллельно фронту.