Тигриные глаза - [22]

Потом Плам не раз спрашивала себя, а так ли уж бессознательно она откладывала прием таблеток, и не было ли это с ее стороны самой обычной хитростью — с помощью ребенка привязать к себе Джима.

Поделиться с матерью она не решилась. В конце концов, когда скрывать положение было уже нельзя, она попросила тетю Гарриет сообщить новость родителям. Это вообще испортило все дело.

— Как ты могла все рассказать этой женщине? Стыд и позор! — ревел мистер Филлипс в дальней комнате, где они читали, ели, смотрели телевизор и — очень редко — скандалили.

— Дон, но ведь Гарриет — наша родственница, — говорила мать, — и скоро все они будут знать об этом.

— Ты можешь… с этим еще можно что-нибудь сделать?

Но делать аборт было уже поздно.

Джим не относился к тем, кого можно насильно женить, но тут он решил поступить самым неожиданным образом. Почему бы не сочетаться браком в самый разгар сексуальной активности, как того требует мать-природа? А все остальное как-нибудь образуется. Так самонадеянно рассудил он, не имея на то никаких оснований.

Итак, миссис Филлипс повела дочь-невесту, которая была уже на шестом месяце беременности, в магазин будущих матерей Хэндли покупать ей кремовое шелковое платье. Но перед входом в универмаг вдруг остановилась и, сняв с пальца свое золотое обручальное кольцо, дала его дочери.

— Тебе лучше надеть это.

Во время церемонии в бюро регистрации мать Джима осуждающе поглядывала на невесту сквозь вычурные бледно-голубые очки и время от времени изящно сморкалась в расшитый платочек. Она овдовела, когда Джиму было восемь лет. Ее муж Эдгар, работавший настройщиком роялей и не выпускавший изо рта сигары, умер от рака легких. В то время еще не подозревали, что табак способен убивать.

Оглядываясь назад, Плам поражалась той стремительности, с какой развивались события ее жизни. Вот она еще танцует на снегу в розовом шифоне… а затем сразу… тревога; посещения женской консультации; слезы; ужас; признание; истерика; теперь давайте сохранять спокойствие; свадебный торт, сверкающий, как ратуша после дождя; эмоциональные речи; паром на острове Уайт; медовый месяц в пансионе с картонными стенами; возвращение в собственную спальню на Мэйфекин-роуд, которую мать, желая сделать им сюрприз, выкрасила в бледно-голубой цвет и снабдила двуспальной металлической кроватью с бронзовыми украшениями, полученной в подарок от тети Гарриет. Над ней Джим, увлеченный русским конструктивизмом, повесил мрачную в своей выразительности репродукцию Родченко с пивными бутылками, рядом с плакатом Лисицкого «Клином красным бей белых!».

Внизу, в редко посещаемой передней, была устроена детская. Джим запретил вешать там купленный мистером Филлипсом настенный ковер с диснеевскими персонажами, объяснив это тем, что его ребенку надо иметь перед глазами что-то стимулирующее. Он поработал было над красно-фиолетовой гаммой в стиле фовизма, но затем решил, что группа «Стиль» наиболее точно отражает характер нового мира, ограничив его формы прямыми углами и избрав всего три основных цвета. Так на одной из стен детской появилась композиция из желтых, красных и синих линий в духе композиций Мондриана. Миссис Филлипс с отважной улыбкой вязала маленькие белые свитера, хотя Джим просил, чтобы они были черными.

Став замужней женщиной, Плам окончательно разочаровалась в сексе. Зная, что в футе от них в соседней комнате находится голова ее матери, они оба оказывались парализованными и переходили на шепот, выискивая друг друга под простынями. «Ш-ш-ш», — предупреждали они друг друга. Теперь Джим проделывал все довольно быстро, раз-два — и готово. Сзади — когда впереди ее разнесло, как футбольный мяч. В редкие моменты, когда она испытывала оргазм, Джим быстро зажимал ей рот рукой.

— Теперь нам надо учитывать даже направление ветра, — жаловался он. Свое разочарование Плам объясняла каждый раз собственной заторможенностью, вероятно, из-за беременности. Была ли она уверена, что ей следует продолжать жить по-прежнему? Они не хотели причинить вред ребенку.

Настоять на своем ей не хватало смелости и уверенности в себе, но однажды она все же прошептала:

— Давай попробуем, как тогда, в «Форде».

— Ты хочешь сказать, в одежде? — спросил заинтригованный Джим, глядя в ее детское лицо под спутанными волосами.

— Нет. Руками.

— Но ты будешь слишком шуметь.

Как-то она тайком попыталась проделать это сама после дневного сна. Но получилось не то. Ей хотелось, чтобы к ней прикасался Джим, ведь дело было не только в физическом, но и в эмоциональном влечении. Она хотела, чтобы он подбирался к ее телу с неспешной нежностью, хотела вновь ощутить волну сладострастия, захлестнувшую ее в тот момент, когда впервые слились их тела. Проснувшись, она часто вспоминала, как их тела, соединившись в неистовом порыве, взмывали вверх, ныряли в пучину, повисали в нерешительности и вновь взмывали… и наконец мягко опускались на землю, переполненные теплом удовлетворения. Ей хотелось вновь испытать все это.

Плам навсегда покинула колледж в конце летнего семестра 1972 года, но с живописью не расставалась и работала, несмотря на подступавшую тошноту. Отец освободил ей старый велосипедный сарай на заднем дворе. Она собиралась отапливать его зимой с помощью керосиновой плитки, хотя мать предупреждала, что подобные вещи небезопасны.