Тигр, светло горящий - [43]

Анна Келлавей начала обучение с простого бландфордского колеса, стараясь не рассмеяться при виде неловких пальцев прачки. Бет удалось только обмотать нитью кольцо, но тут урок был прерван внезапным звуком — что-то громыхнуло в домах Бастильского квартала за полем Астлея, отдавшись в задней части стены. Бет почувствовала, как подпрыгнула грудь, словно ее ударили. Она уронила пуговицу, нить с которой тут же размоталась, и встала.

— Дик! — воскликнула она.

От грохота зубы Анны клацнули — так случалось, когда ее трясло в лихорадке. Она тоже встала, но сохранила достаточное присутствие духа, чтобы собрать пуговицы с колен.

Остальные Келлавеи, услышав взрыв, от которого задребезжали стекла в рамах, замерли на своих местах в мастерской.

— Господи Иисусе, что это такое было? — воскликнула Мейси.

Они с Джемом выглянули из окна, но не увидели ничего необычного, кроме реакции других людей. Миссис Блейк, например, замерла со своей тяпкой среди грядок и повернула на звук голову.

Магги подскочила, но тут же снова присела, опасаясь, как бы мать не увидела ее голову над стеной: она никак не хотела быть обнаруженной.

— Что бы это могло быть? Господи, что бы это могло быть? — пробормотала она себе под нос, вытягивая шею в направлении взрыва.

Она услышала, как Бет Баттерфилд прошла дальше по саду со словами:

— Откуда же так грохнуло? Черт бы подрал этот ракитник — из-за него ничего не видно! Слушайте, если мы дойдем до конца сада, то что-нибудь увидим. Вот так! А что я вам говорила? Я никогда не видела столько дыма, разве что когда горел один дом в Саутуорке, где мы жили, — дотла сгорел, и следа не осталось. Господи милостивый, надеюсь, Дик тут ни при чем. Пойду-ка я, пожалуй, домой.

Филип Астлей сразу же понял, что это за звук. Вставал он обычно рано, но предыдущим вечером выпил кислого вина и теперь страдал от несварения. Он лежал в кровати и то дремал, то просыпался, ноги его запутались в простыне, живот напоминал запеленатую бочку. Но когда раздался взрыв, он тут же проснулся и вскочил на ноги. Определив направление, откуда пришел звук, он закричал:

— Фокс! Седлай моего коня!

У Геркулес-холла всегда вертелось несколько мальчиков из цирка на случай, если будут какие-то поручения. Несколько мгновений спустя один из них был отправлен к Джону Астлею — тот в это время должен был репетировать новую программу, которую цирк скоро собирался представить публике, но его отвлекли от репетиции другие дела и он все еще оставался дома и даже был раздет.

Филип Астлей опрометью бросился из дома, натягивая на ходу плащ и не успев даже застегнуть все пуговицы на брюках. Джон Фокс следовал за ним по пятам. В это же время другой мальчишка вывел белого коня и попридержал, пока Филип Астлей садился в седло. Необходимости в этом не было, потому что туда, куда он собирался, быстрее было дойти пешком: обогнуть Геркулес-холл и через поле свернуть в проулок между домами Бастильского квартала. Именно таким путем и направились Джон Фокс и один из цирковых мальчишек. Но Филип Астлей всегда думал о том впечатлении, какое производит на публику. Не годится владельцу цирка и бывшему кавалеристу появляться на месте катастрофы пешим. Все ждали от него руководства, а руководить всегда лучше сидя в седле, чем стоя на земле, запыхавшимся, с раскрасневшимся от бега лицом да еще с таким животом, как у него.

Другой цирковой мальчик вывел гнедую кобылу Джона Астлея и повел ее по тропинке к крыльцу — и это тоже было частью шоу. Астлей старший скоро присоединился к ним у дома № 14 Геркулес-комплекса, а увидев, что его сын так и не появился, закричал в открытое окно:

— А ну, вставай, идиот проклятый, сыночек мой безмозглый! Ты что — не понимаешь, что это был за грохот? Скажи мне, что тебя хоть на йоту волнует судьба цирка, которым ты когда-нибудь должен будешь управлять! Скажи мне хоть теперь, что он значит для тебя больше, чем твое пьянство и бабы!

В дверях дома появился Джон. Волосы у него были всклокочены, но в остальном вид он имел вполне обычный. Слова отца, казалось, не произвели на него никакого впечатления. Он неторопливо закрыл дверь, отчего Филип рассвирепел еще сильнее.

— Черт тебя подери, Джон! Если ты так относишься к нашему бизнесу, то я тебя выкину из него. Обещаю!

В этот момент раздался еще один взрыв — послабее, а за ним — серия хлопков и тресков, одни громкие, другие потише, сопровождаемые свистом и высокими воплями. Эти звуки произвели эффект, гораздо более сильный, чем все слова Филипа Астлея: Джон бегом бросился к своему коню, запрыгнул в седло и галопом проскакал мимо Геркулес-комплекса, оставив позади своего более тяжелого отца.

Никто из них не оглядывался, а то они увидели бы головку мисс Лауры Девайн, лучшей танцовщицы на канате в Европе. Она высовывалась из окошка второго этажа в доме Джона Астлея, глядя, как они скачут по дороге, а затем поворачивают направо — к Вестминстерскому мосту. Лунообразное лицо мисс Девайн в окне видела только старуха с корзинкой клубники. Старуха подняла корзинку повыше.

— Вкусная сочная ягода для вас, моя дорогая. Вы уже один раз уступили искушению. Попробуйте еще.