The Y-files - [26]

— Шурик, я образно. Ты Калифорнию видел?

— Нет. То есть, только по телевизору.

— А что такое Калифорния?

— Рай на земле.

— Я согласна с Шуриком.

— И я согласен. Калифорния — рай на земле. Это то, во что мы верим. Но если бы мы с вами оказались в Калифорнии, нас бы постигло разочарование.

— Возможно. Но поскольку мы там точно никогда не окажемся, это сложный теологический вопрос.

— Вот и я о том же, Шурик. Нам необходимо верить, что Калифорния — это рай. Ну, чтобы хоть как-то оправдать наше существование в постсоветском аду.

— Это, типа, когда мы здесь отмоемся от дерьма, то попадем в калифорнийский рай?

— Что-то типа того. Удивительно, Шурик, мы с тобой так ненавидим христианство, но создали его точную копию.

— Не путай, у нас все привязано к жизни, а у них — к попам-геям.

— А в гламуре разве нет геев?

— Есть, но это гламурные геи.

— А разница?

— Мурат, я ж тебе сто раз объяснял. Если хочешь быть успешным человеком, нужно стать дерьмом. И тереться со всяким дерьмом. Но можно тереться с жидким дерьмом, а можно тереться с твердым дерьмом, причем упакованным в красивые обертки и надушенным французскими духами. Гламур — это и есть красивая упаковка. Думаешь, гламурная тусовка — дерьмо, а наш двор — что-то другое? Ошибаешься. Наш двор — неприбранное дерьмо, а гламурная тусовка — прибранное дерьмо. Вся разница. Я бы предпочел быть прибранным. Да кто ж меня упакует в дорогие шелка и пропустит в мир гламура? Ясно, что не Слава, брэнд его за ногу! Evil or Very Mad.

— Ребята, давайте вернемся к Ежику и контекстам легенды.

— Так вот, увидев лист дерева Бандзай и приняв его за лошадь (это наши рассуждения про рай в Калифорнии), Ежик упал в реку и решил, что сейчас умрет.

— А это о чем?

— Это о том, как Шурик, провалив вступительные экзамены в гламурный универ, вернулся в наш двор, стал продавцом газет в ларьке у автобусной остановки — и теперь гордится тем, что он полное дерьмо.

— И при чем тут Ежик?

— А я понял, Шеннон, я тебе объясню. Когда я провалил экзамены и вернулся сюда, для меня это было как смерть всех моих надежд на лучшее будущее. Но жить-то как-то надо. В том смысле, что раз уж не хватило у меня смелости спрыгнуть с крыши, предварительно перепилив вены, значит, надо смириться с тем, что я полное дерьмо. Вот я и смирился. Я умер. Я уже давно мертв. И лишь мой призрак в назначенный час открывает ларек и торгует свежей телепрограммой и журналами с гламурными сплетнями.

— Браво, Шурик, даже я не сказал бы лучше.

— Потому что я мертв, а ты — нет. То есть, нет. Ты, Мурат, тоже мертв, просто отрицаешь это, не хочешь этого признать. А я признал и не парюсь. В этом ключевая разница между мной и тобой.

— Да, как на том заборе была нацарапана вселенская истина: «Я — это не ты!»

— Вот именно. А Насыров пел «Я — это ты, ты — это я». Наверно, его за это с балкона и сбросили.

— Ты не веришь в самоубийство Насырова, Шурик?

— Не верю, потому что я сам там был и все видел.

— Опять накурился.

— Шурик, Мурат, тормозните, вот вам по «Сникерсу». Мне про Ежика интересно. Да, Ежик уже считал себя мертвецом, вот как Шурик сейчас, но ведь он не утонул! Нечто вынесло его на берег, и он попал и к Панде, и к зеленому чаю, и к звездам!

— Шеннон, ну каковы мои шансы, что какое-нибудь Нечто куда-нибудь меня вывезет? Раньше я тоже на это надеялся, а теперь… Надежда умирает последней. Моя давно умерла. Не знаю, последней или нет.

— Вот и Ежик так думал. Но Шурик в чем-то прав. Бу-Хай-Цзы не заострил этот момент, но я понял, что Нечто пришло на помощь Ежику лишь тогда, когда Ежик потерял всякую надежду. То есть, смысл в том, что когда теряешь последнюю надежду на что бы то ни было, тогда на помощь приходит Вселенная, обозначенная в сказке Бу-Хай-Цзы как «Нечто». И это значит, что Шурик, признавший, что он — мертвое дерьмо, находится к просветлению ближе, чем мы с тобой, Шеннон.

— Вот! Я ж вам говорил, что я — крутой! И вы, если хотите стать очень крутыми, должны признать, что вы, как и я — мертвое дерьмо! Потому что, как сказал Чоу-Юнь-Фат в «Пуленепробиваемом монахе», «Дерьмо — лучшее удобрение!» А Клыгин в «Индейском духе» немного развил эту мысль…

— Хорошо, Шурик, пусть даже ты сто раз просветленный, но можно перестать рассказывать про дерьмо? А то я «Сникерсом» подавлюсь!

— Молчу, молчу.

— Так что, мы закончили про Ежика?

— Не совсем, Шеннон. Есть последний смысловой слой. Когда Ежик с Пандой смотрели на звезды, Ежик думал о лошади — как она там, в тумане?

— И что?

— То, что лошади не было. Но он о ней думал.

— Это как понимать?

— Так, что Ежик, даже несмотря на помощь Вселенной в виде Нечто, не достиг просветления. Когда он глядел на звезды и у него была возможность раствориться во Вселенной, он опять начал думать о несуществующем — это так свойственно человеческому уму.

— Переведи.

— Поддержка Вселенной способна помочь нам преодолеть все внешние препятствия на пути к цели. Но ничто не может помочь нам преодолеть преграды, возникшие в нашем уме. Несмотря на то, что преграды эти нереальны, как лошадь, созданная воображением Ежика из образа листа дерева Бандзай, для нас нет ничего реальнее этих преград. Для Ежика в тумане не было ничего реальнее лошади. Понимаешь?