Тевинтерские ночи - [25]

– Усыпляющее заклинание. Следовало воспользоваться им раньше. – Леша замолчала, потом тихо добавила: – Все, чем я могу помочь.

– Что это, по-твоему? – поинтересовался Рамеш, разминая запястья.

Они были в ссадинах, в багровых пятнах. Завтра боль будет куда ощутимей.

– Страх. Что бы рекрут там ни встретила, это сломило ее. Отравило разум. – Маг посмотрела на Рамеша. – Мы не можем взять Фридл с собой. Если возьмем, ее уже ничто не спасет. Сейчас… – девушка беспомощно пожала плечами, – угрозы для ее жизни нет. Со временем разум исцелится. Но если отведем ее туда, где был Йовис… вернее, где он находится, – быстро исправилась Леша, – то непременно погубим.

– Бросить Фридл – не вариант. Мы должны идти дальше, но если оставим ее в таком состоянии, даже снабдив припасами, ей не выжить.

Леша хотела возразить, но Рамеш поднял руку:

– День или два. И тогда, возможно, решим продолжить путь без нее. – Он посмотрел Леше в глаза. – Вопросы?

Вопросов не было.

* * *

Стражи не теряли времени: смастерили из жердей носилки, накрыли их запасным спальным мешком, который несла лошадь Рамеша. Уложили Фридл, не забыв как следует ее связать. Сама мысль об этом претила Рамешу, но, догадываясь, каким образом Фридл лишилась глаз, он просто вынужден был так поступить. Иначе кто поручится, что рекрут не сотворит с собой нечто похуже?

Работая умело и слаженно, Стражи разбили лагерь. Напротив Лешиной палатки, через прогалину, Рамеш для себя поставил маленькую – запасную, в которой прежде укрывали припасы от дождя. Свою Рамеш отдал девушке, поскольку ее палатка пропала вместе с конем. Носилки с Фридл уложили под сенью большого дерева, а уцелевшую лошадь привязали на другом краю прогалины. Стражи развели костерок, добыв огонь традиционным способом, с помощью кремня и кресала. Леше следовало поберечь ману – вдруг понадобится.

После ужина Рамеш вызвался первым нести дозор. Посреди ночи он услышал резкий вздох и слабое шуршание ткани – Фридл проснулась. Он подождал, вглядываясь в темноту, но рекрут лежала почти неподвижно и молчала, словно вчерашний приступ агрессивности случился не с ней.

Но вот Фридл что-то зашептала, повторяя снова и снова, как молитву. Рамеш приблизился, пытаясь расслышать слова. Рекрут замолкла, встревоженная чужим присутствием, и Рамешу пришлось вернуться на свое место. Спустя несколько минут беспокойная молитва зазвучала снова.

Следующие часы протекли без происшествий; настало время менять караул. Потянувшись, Леша завязала волосы кожаным ремешком и вылезла из палатки. Девушка коротко кивнула Рамешу. Тот махнул рукой в сторону рекрута.

– Она не спит, но и ничего не делает. – Рамеш поднялся. Усталость наполнила все его тело – сказались сутки без сна. Страж стремился любой ценой добраться до Йовиса. – Разбудишь меня, если случится что-нибудь интересное?

Леша снова кивнула, и Рамеш залез в свою палатку, прикрыв вход.

Там Страж достал из сапога кусок пергамента, обвязанного длинной вощеной бечевкой. Письмо пятнадцатилетней давности. В нем Йовис просил подождать, убеждал, что они снова найдут друг друга, что под долгом и жертвенностью может подразумеваться множество вещей.

Рамеш был слишком горд, слишком глуп, чтобы признать: то время много значит для него. Двадцать три года – слишком долгий срок. Достаточно долгий, чтобы накопить изрядный груз сожалений, из которых лишь немногие отдаются такой же сильной болью в сердце, как память о Йовисе.

Он вновь и вновь перечитывал строки. Мантра, пронесенная сквозь полтора десятка лет. Тогда он не сказал того, что следовало сказать, но сейчас у него появился шанс.

Если еще не слишком поздно.

Рамеш аккуратно вернул письмо за голенище и укрылся одеялом. Страж долго ворочался, но наконец забылся беспокойным сном.

* * *

В его сне Йовис, только на пятнадцать лет моложе, удалялся по тропе густого неваррского леса. Не имело значения, как быстро Рамеш бежал и как скоро мог преодолеть расстояние, разделявшее их, – Йовис все равно оставался недосягаем. И все-таки Рамеш догнал его. Страж схватил друга за плечо и развернул. В глазницах Йовиса чернела пустота – глаза были вырваны, а ухмылка, исказившая черты, вызывала отвращение. Он потянулся к Рамешу, к его глазам, и того пронзила боль. Рамеш закричал.

Но кричал не только он – звуки доносились снаружи. Рамеш выскочил из палатки и обнажил клинок, даже не успев как следует проснуться. Снова раздался крик, в этот раз приглушенный, слабый, и в мгновение ока стих. Его сменило ржание мечущейся в панике лошади. За ржанием последовал треск ветвей и удаляющийся топот копыт.

Никакого движения. Посреди поляны медленно тлеют угли костра. Палатка Леши цела и невредима. Но что с рекрутом Фридл?

Веревка порвана. Нет, похоже, пережевана. Тонкая струйка сероватой жидкости тянется через подлесок.

Она вывела Рамеша к кустам в стороне от лагеря. Там, в нескольких шагах от деревьев, лежал скрюченный труп Фридл.

Она перегрызла не только свои путы. Ее запястья были разодраны, сухожилия и артерии исчезли. На первый взгляд казалось, что это сотворил дикий зверь, однако кровь вокруг рта говорила об обратном. Что бы ни случилось с рекрутом, что бы она ни пережила в отряде Йовиса, это возымело свое действие. Леша оказалась права: Фридл была сломлена.