Тетраграмматон микрорая - [23]

— 5-

Весна весной, но тут, на севере, она особенно поздняя. Только теперь я понял, как замёрз. Да уж, последние пол страницы написаны таким почерком, что в сумерках не разобрать. Ничего, в гостинце или в поезде разберу. А приеду домой, занесу в компьютер. Или Алёну попрошу, она быстро набивает.

Нет, Алёну не надо. И так напрягаю, дальше некуда.

Так что же теперь? Не постыжусь сказать, какая в голову сумятица накатила. И куда бы меня сейчас не забросило по воле случая или по иной причине, везде мне понадобится время. Не так-то просто вернуть теперь душу в обычную жизнь.

Вот я и собрал вещи: сунул в карман плаща изрядно мятую тетрадь с рукописью рассказа посвящённого Машиному отцу. Пусть поваленный ствол надломленного дерева, шелест суровых сосен и гулкий шум стального прибоя попробуют запомнить меня, как запомнил я. А вот запомнят или нет, этого мне никогда не узнать. Грустно и смешно от таких мыслей.

Я захрустел ногами по талому снегу сумрачного подлеска и направился в сторону шоссе. Самое время ловить попутку.

На севере пришлось задержаться. Не было билетов, и это могло показаться странным. Только на вокзале мне разъяснили причины. Половина составов на профилактическом осмотре. В прибалтийском направлении вообще не ходят, там мост ремонтируют, а на юг билеты здесь покупают заранее, раньше, чем в других местах. Иначе есть риск вообще не попасть на курорт.

Ну, о причинах железнодорожных работ в прибалтийском направлении могли бы не объяснять. Лёху бы сюда. Хотя нет, опасно. Может не сдержаться и что-нибудь учудить.

Вот я и прождал на вокзале почти двое суток. Гостиниц приличных не нашлось, а селиться в тараканный хламушник удовольствие не из лучших. Зато нашёл удобное место и переписал рассказ в чистовик. Досыта насмотрелся изъеденного промышленной химией сухостоя. Деревьям тут крепко досталось ещё в прошлую эпоху. Теперь большинство предприятий простаивало, но городская флора так и не вернулась к жизни. Утратила свойственную ей прыть пробивать асфальт и разрастаться сквозь заборы. Поблизости я не нашёл ни одного деревца, ветки которого набухли бы почками. Даже с учётом поздней весны время пробуждения давно подошло.

Как хорошо, что послушался интуицию. Ведь это она увела меня прочь от домов и дорог, в холодную северную глушь. Туда, где природа живёт полноценно.

Но вот перрон помчался назад под равномерный перестук колёс быстрого поезда. На этот раз спать совсем не хотелось, и я вдоволь насмотрелся мельтешения сосен, елей да едва опушённых зеленью берёз. С попутчиками разговора не получилось. Но ни они, ни я от этого не горевали.

О чём бы я не думал, мысли, как намагниченные возвращались к Маше. Дыхание перехватывало при мысли, что она никогда больше не напишет. Или наоборот, напишет. Что делать? Взять, бросить всё и поехать к ней? Да, очень геройский поступок. Бросить всё. А что бросать-то? Рыбок? Так Алёна их покормит.

Вокзал — исходная точка маршрута, встретил суетливой толкучкой. Здесь весна плавно стирала все воспоминания о зиме. Снега совсем не осталось, только сухая серая пыль по углам асфальтовых неровностей. Как не все водители успели поменять резину, так и нищие, ещё не сменили одежду к сезону. Впрочем, я часто видел нищих, которые так никогда и не переодевались. Во всяком случае, при каждой встрече я их видел в одних и тех же одеждах. У этих людей, а всё-таки они люди, кто бы там что ни говорил, лица и руки испорчены водкой, наркотиками и болезнями. А что до остальных частей тела, спрятанных под серо-бурым тряпьём, так и подумать страшно.

Я подаю таким иногда. Не сильно мне убудет, а этим людям неведомо сколько осталось. Мне плевать на карму и странность того, что не всякой старушке достаётся от меня россыпь цветной мелочи. Не в этом дело. Найдётся, кому подать старушке, ведь мир не без добрых людей. А кто подаст таким как эти, людям за последней чертой? По мне, так их прямиком надо в рай принимать. Большего ада, чем они знают при жизни, трудно вообразить. Кто-то смеётся и зубоскалит:

— Надо же, а я думал этот опухлик до весны не дотянет.

Знаете, как я реагирую? Да, именно так. Второй раз вряд ли подойду к жизнерадостному зубоскалу.

Думаете, я такой хороший с рождения? Вот не угадали. Сам был таким же. А потом не знаю. Изменилось что-то.

Опять по пальцам ударил деревянный бисер чёток. Прости, Господи, а не в найденном ли крестике дело?

На этот вопрос я не хочу искать ответ. Пусть попробуют найти другие, кому делать нечего. Когда человек осознаёт собственные ошибки или грехи, разве не всё равно, через что именно пришло осознание? Спросите у нищих, если сможете. Они-то точно свои грехи осознали и перевспоминали. А толку?

Я бросил в коробку перед одним из нищих мятую десятку и покинул вокзальную духоту.

На часах начало третьего, значит день в самом разгаре. Весеннее солнце тихо греет, но ещё не в полную силу. Словно никак не может решиться и выпарить остатки зимы. А может, любуется этим серым снежным увяданием. У солнца свои вкусы и причуды, ему там с неба виднее.

Какой-то определённой цели у меня не было, кроме того, что надо оцифровать рассказ и отослать его Маше. Значит, ближайшая цифровая кофейня, вот следующая точка маршрута.