Тетрадь, найденная в Сунчоне - [34]

— Ударим с этой стороны и возьмем реванш за поражение Чан Кай-ши.

Хаш-хаш подошел к шкафу и достал бутылку коньяку, лимон и сахар. Наполнив рюмки, он провозгласил тост:

— За маршрут Пусан — Ялу и дальше. Хип-хип-ура!

Я положил в рот кусочек лимона и поморщился:

— Как раз на этом маршруте три с половиной века назад споткнулся Хидэёси. Его войска дошли до района севернее Пхеньяна, а потом начались всякие неприятности, и в конце концов пришлось уйти с полуострова.

— Ваш Хидэёси был никудышный полководец. Ваши историки величают его «японским Наполеоном», но он был просто дерьмо. Поэтому и провалил корейский поход. А наш… — презрительно сощурив глаза и оттянув вниз углы рта, Хаш-хаш стал очень похож на того, кого изображал, — наш пятизвездный… не подведет. И к тому же у него есть то, чего не было у вашего Хидэёси, — есть противотанковые базуки, танки «Паттон», реактивная авиация, напалм… и еще кое-что. Пьем за лучшего стратега Америки!

Мы выпили за главнокомандующего, затем за успех нашего дела.

С этого дня я начал работать в направлении Корейскою полуострова.

«Эй би си»

1

Сразу же из Таканавы Хаш-хаш повез меня в Иокогаму, в китайский ресторанчик «Мантинро» на Нанкинской улице. Мы вошли в дом с черного хода, охраняемого двумя индусами гигантского роста в чалмах и с дубинками. Пройдя по темному коридору, пропитанному запахами бобового масла и опия, мы очутились в небольшой комнатке, посредине которой стоял огромный круглый стол из полированного черного дерева. Нас встретил пожилой, очень хорошо одетый господин с подчеркнуто церемонными манерами. Я его принял за американского японца, но он оказался американским корейцем.

Доктор Роберт Джефферсон Хан — так назвал он себя — на ломаном японском языке объяснил, что говорит по-японски плохо, но понимает все.

Я назвал свое иводзимское имя, а Хаш-хаш добавил:

— Кодированное имя подполковника: Хиропон.

Роберт Хан вежливо улыбнулся, показав золотые зубы, и сказал:

— Очень модное имя. А меня прошу называть просто доктором.

Нам подали чайник и чашки, но в чайнике оказался не чай, а какой-то коричневый напиток, отдающий лекарством. Роберт Хан сказал, что это знаменитое китайское снадобье «хэшоуняо» — настой из горных целебных трав, возвращающих старикам молодость.

Вскоре подъехал еще один господин. Роберт Хан вскочил, низко поклонился, приложив руки к коленям, и бросился снимать с гостя пальто. Лицо его показалось мне знакомым. Хаш-хаш, не вставая с кресла, представил вошедшего:

— Генерал Ким Сек Вон, бывший полковник японской армии Канаяма Секиген.

Я отвесил короткий поклон по-военному и назвал себя. Я вспомнил его. Это был тот самый полковник с корейскими усами, которого я видел в день капитуляции в штабе мятежа. Тогда он шептался о чем-то с Дзинтаном. А потом я видел его в саду у Ии среди офицеров, закапывавших сейфы в землю. Теперь он был без усов. Генерал ответил мне вежливым поклоном и спросил:

— Вы из Общества изучения истории?

За меня ответил Хаш-хаш:

— Нет, он мой консультант по вопросам специальной службы, но тоже будет в курсе исторических изысканий.

— Я слышал о вас от ваших друзей и давно хотел познакомиться. Теперь благодаря вам наша работа пойдет быстрее.

Он задал мне несколько вопросов о моей деятельности в Китае и, узнав, что я одно время работал в отделе специальной службы при штабе генерала Мацуи и участвовал в создании среднекитайского правительства Лян Хун-чжи, одобрительно закивал головой.

Хаш-хаш подал мне знак — церемония представления окончилась. На обратном пути он сказал, что мне придется работать в чрезвычайно спешном порядке. Вместе с Робертом Ханом надо будет разработать план разведывательных мероприятий, связанных с планом «Эй Би Си». С доктором работать будет интересно. Он во время войны состоял в чунцинском филиале американо-гоминдановской организации САКО и успешно проводил засылку агентов в красные районы.

Я стал встречаться с Робертом Ханом в гостинице «Фукудая» перед станцией Йоцуя. В качестве переводчика ко мне был приставлен бывший студент Мейдзийского университета Пак Ча Ден. Это был вертлявый и болтливый субъект. Он сразу же стал хвастать своим знакомством со многими японскими офицерами, но называл преимущественно офицеров жандармерии.

Меня представили еще двум важным персонам — министру обороны Южной Кореи Син Сен Мо и заместителю начальника генштаба генерал-майору Чен Ир Гвону. Ни тот, ни другой не произвели на меня впечатления солидных людей. Скуластый, с оттопыренными ушами и презрительно прищуренными глазами, военный министр был похож на осакского ростовщика. А генерал Чен Ир Гвон маленький, в очках, с безусым мальчишеским лицом — напоминал свежеиспеченного подпоручика. На вид ему было не больше тридцати.

Син Сен Мо с гордостью сообщил мне, что во время второй мировой войны служил капитаном английского грузового парохода. За перевозки консервов и маргарина он получил английскую военную медаль. И с тех пор, по-видимому, стал считать себя великим знатоком военного дела.

А генерал Чен Ир Гвон заявил, что во время войны состоял офицером маньчжоугоской армии и проводил карательные экспедиции против корейских партизан, сражавшихся вместе с китайскими красными в Манчжурии. За эти операции он получил орден от императора Генри Пу И.