Тетка - [32]

– Быстрей! – воскликнула бачевская барыня. Ее как подменили. Откинувшись назад, будто с поводьями в руках, она тоже правила переходившей в продолжительный галоп упряжкой, Тетка сперва улыбнулась неуверенно, а потом – лицо ее перестало выражать страдание и ненависть – вдруг крикнула как некогда, во времена наших первых совместных поездок:

– Стегани, стегани, э-эх, родимые!

Но полный ямщицкой удали окрик этот словно бы пробудил в ней прежнее страдание и ненависть, накликав беду, и лошади, подстегнутые резким ударом кнута, не рванули, как можно было ожидать, вперед, а неожиданно осели на крупы, – колеса брички занесло за придорожную канаву, отделявшую шоссе от поля.

– Дьяволы, – выругалась Тетка, грузно поднимаясь с лавки, угрожающе накренившейся над темной полосой рва. – Верно, колесо отлетело. Какой идиот положил тут бревно?

– Простите великодушно, пани помещица, – отозвался из густой тьмы придорожных кустов резкий голос, по которому я сразу же узнал «посланца подпольной армии».

Мгновенье Тетка колебалась. Если я верно прочел ее мысли, она прикидывала в уме все варианты бегства. В ожидании ее приказа я легонько натянул вожжи и даже немного успокоил еще дрожавших от испуга коней. Левая моя рука нащупала лежащее на заднем сиденье кнутовище.

«Как только она крикнет, – думал я, – надо будет сперва хлестануть по физиономии делегата штаба, а потом стегануть по крупам пегих, чтоб они одним махом вытащили бричку; а там уж, проскочив бревнышко, лежащее на дороге, гнать прямиком в город». Именно так и думала Тетка. Низко перегнувшись, словно бы испуганная рискованным положением экипажа, она внимательно посмотрела на зарывшееся в песок высокое заднее колесо.

– За что же мне прощать? – сухо спросила она. – Вы, молодой человек, – обратилась она к нему, словно к мальчишке, – вы, молодой человек, лучше бы помогли помещице.

– Слушаюсь, – слегка поклонился посланец штаба. Следя, как он направляет вниз скудный свет «летучей мыши», я сжал в руке кнутовище и, осторожно откинувшись назад, изготовился нанести решающий удар.

– Allez,[7] – прошипела бачевская барыня, и не успел конец кнута коснуться глаз светившего нам фонариком посланца, как «летучая мышь» со звоном отлетела в сторону; во внезапно наступившем мраке лошади резко дернули, копыта их коснулись твердого грунта шоссе. Бричка накренилась влево, мы с минуту балансировали, повиснув на двух колесах, но следующий удар кнута заставил лошадей рвануть галопом прямиком к мосту.

– Дальше, – смеялась Тетка.

Слыша, как сухо потрескивает гравий под колесами брички, я определил, что мы мчимся по последнему, еще не законченному отрезку дороги, ведущей к мосту. На каком-то очередном ухабе левое большое колесо сильно ударило в крыло экипажа.

– Как бы не треснуло, – предостерег я Тетку. Обернувшись назад – не видно ли мигающего лучика фонаря, – я придержал поводья и перевел лошадей на небыструю рысь.

– Вперед, почему не гонишь? – нервничала бачевская барыня. – Кони же добрые. Еще из старой усадебной конюшни. Удрали, – захихикала она, – не правда ли, мой милый, удрали…

– Ну да, только вот колесо… – развел я руками. Смех Тетки по поводу нашего удавшегося бегства теперь напоминал резкий кашель. Согнувшись, почти касаясь коленями подбородка, она требовала, чтоб я немедленно прибавил ходу. Потом стала допытываться, угодил ли я меж глаз этому посланцу коммунистов, прикидывающемуся делегатом независимой Польши.

– Ах, если б он метко стрелял, если б метко стрелял, – повторяла она вроде бы без всякого смысла, и лишь внимательно взглянув на предмет, который она вытащила из-под сиденья брички, я с ужасом узнал в нем старинный пистолет, обычно висевший на стене гостиной.

– Надеюсь, тетя, вы не собирались из этого стрелять, – осторожно сказал я, придерживая поводья. Мы уже въезжали на мост, и резкий смех Старой Барыни звучал особенно зловеще на фоне мерного глухого перестука конских копыт по не накрепко еще прибитым доскам.

– А почему бы и нет! – неестественно громко воскликнула она. – Ведь с этим Бачевский в отряд пошел. Во время январского восстания[8] у москалей винтовки были, а наши все равно перестреляли их, как уток, из старых двустволок. Как уток, понимаешь?… – повторила она со злостью. – И я из этого вот чужих перестрелять сумею. А то выдумывают нам тут невесть что. Ну, давай поехали…

Я послушно хлестнул коней. Мне уж страшно становилось от этой ночной езды, от этого смеха, скорей похожего на крик. Доски затарахтели громче, и в тот момент, когда мы наконец достигли выступа в конце моста, одна из пегих тяжело осела на передние ноги. На мосту вдруг замигали бледные в предрассветной мгле огоньки фонариков.

– И зачем было так коней гнать? – спросил чей-то незнакомый низкий голос. – И кони добрые… Так ведь о веревку споткнуться недолго.

– Это уж наше дело, – сказал я. Наклонившись, чтоб соскочить с брички, я не заметил едва уловимого движения Тетки, вынувшей из-под сиденья пистолет. Лишь коснувшись ногой земли, равнодушный к ворчанию стоявшего на мосту предводителя, я услышал вдруг тихое бряцание металла и тут же вспомнил о существовании заряженного дробью старого пистолета.