Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный - [168]

«Ладно, это всего-навсего легкое развлечение», — уговаривал он себя, смутно сознавая, что грешит против истины, так как уже ясно понял, что в самой натуре этой девушки, поманившей его, чего-то не хватает, а чего-то в избытке — чего-то, заставляющего его уверять себя, будто он хочет поухаживать за ней только ради развлечения, и явно враждебного той половине его «я», которая связана с его литературными занятиями и светлыми мечтами о Кристминстере. Девушка целомудренная не выбрала бы такой метательный снаряд для своей атаки на него. Джуд словно прозрел, но лишь на миг — так при свете падающей лампы человек может мельком различить надпись на стене, прежде чем его окутает тьма. В следующую же секунду дар прозрения покинул его, и Джуд позабыл обо всем, захваченный еще неизведанной бурной радостью, что открыл новый источник душевных переживаний, о существовании которого он и не подозревал, хотя источник этот всегда был рядом. В первое же воскресенье он встретится с этой воспламенившей его представительницей другого пола.

Девушка тем временем присоединилась к подругам и опять принялась за свиную требуху, окуная и полоща ее в холодной воде.

— Подцепила ухажора, милашка? — коротко спросила одна из девушек, по имени Энни.

— Не знаю. Лучше бы я бросила в него чем-нибудь другим, только не этим! — с сожалением прошептала Арабелла.

— Подумаешь, велика птица, хотя ты, наверно, этого и не знаешь. Он развозил хлеб в повозке старой Друзиллы Фаули, что из Мэригрин, пока не поступил в ученье в Элфредстоне. С тех пор он задрал нос и только и делает, что читает. Говорят, хочет стать ученым.

— А мне все равно, кто он и что, не думай, пожалуйста, деточка!

— Ладно, не представляйся! Нас не проведешь! Чего ж ты стояла и болтала с ним, если он тебе не нужен? Так или этак, а он наивен, как малый ребенок. Я это сразу заметила, пока вы любезничали на мосту. Он так глядел на тебя, словно сроду женщин не видел. Да его подцепит любая, которая сумеет хоть чуток приглянуться ему и не поленится состряпать это дельце.

VII

На другой день пополудни Джуд Фаули в нерешительности стоял посреди своей спальни на чердаке, поглядывая то на книги, лежащие на столе, то на темное пятно на штукатурке над ними, образовавшееся за последние месяцы от коптившей лампы.

Было воскресенье, прошло уже двадцать четыре часа после его встречи с Арабеллой Донн. Всю прошедшую неделю он думал о том, что посвятит этот день особой цели — перечитает Евангелие по-гречески в новом издании, с более четким шрифтом, чем старое, точно следующее грисбаховскому тексту, с поправками, предложенными многочисленными исследователями, и разночтениями на полях. Он гордился этой книгой, которую получил от лондонского ее издателя, которому отважился сам написать, чего никогда прежде не делал.

Он предвкушал большое удовольствие от сегодняшнего чтения, в тишине дома своей бабки, где он ночевал теперь лишь дважды в неделю. Но вчера произошло нечто новое в тихом и гладком течении его жизни — произошел крупный перелом, и он чувствовал себя словно змея, которая сбросила свою зимнюю кожу и еще не может оценить яркость и чувствительность новой.

Не пойдет он к ней на свидание, вот и все. Он сел, раскрыл книгу, уперся локтями в стол и, сжав руками виски, начал с самого начала:

Η ΚΑΙΝΗ ΔΙΑΘΗΚΗ^[14]

Разве он обещал зайти за ней? Ну да, обещал! Она будет ждать его дома, бедняжка, и потеряет из-за него весь день. Да что там обещание, просто есть в ней что-то соблазнительное, манящее. Не следует обманывать ее доверие. Ну что ж, что для чтения у него лишь воскресные дни да вечера в будни, может же он позволить себе погулять хотя бы полдня, ведь другие молодые люди вон сколько гуляют. Вряд ли он будет с ней еще встречаться. Об этом даже и думать нечего, если учесть, какие у него планы.

Короче говоря, словно властная рука, обладающая огромной силой, схватила его и повлекла, не считаясь с настроениями и влияниями, руководившими им прежде. Вопреки его разуму, воле и так называемым возвышенным стремлениям, она потащила его, как разгневанный учитель тащит за шиворот ученика, — прямо в объятия женщины, к которой он не питал никакого уважения и с которой у него не было ничего общего, кроме того, что они жили в одной местности.

«Η ΚΑΙΝΗ ΔΙΑΘΗΚΗ» был предан забвению, и, лишенный выбора, Джуд вскочил и бросился к двери. Предвидя такой оборот дела, он заранее надел свой лучший костюм. Через три минуты он был уже далеко и начал спускаться по тропинке, пересекавшей широкое невспаханное поле, лежащее в котловине между деревней и домом Арабеллы, в одиночестве стоявшем на склоне холма за пределами нагорья.

На ходу он взглянул на часы. Он легко может обернуться за два часа, так что останется еще уйма времени, чтобы почитать после чая.

Миновав несколько чахлых елок и хижину, где тропинка сливалась с большаком, он прибавил шагу и свернул влево, вниз по крутому склону к западу от Бурого Дома. Здесь у подножья холма он достиг ручья, пробивавшегося сквозь меловую породу, и, следуя по его течению, добрался до ее дома. С заднего двора доносился запах свинарника и хрюканье виновников этого запаха. Он вошел в палисадник и постучал в дверь набалдашником палки.