Тесей - [18]

Сперва мать, а потом дед, собрав своих людей, отправились спать. Рабы разобрали столы и внесли постели для холостых мужей. Я убедился, что аэд удобно устроился, и спросил, не нужна ли ему женщина. Он отказался и ответил, что будет спать. Потом я вышел во двор. Ночь была ясной, возле зубчатого края крыши чернел закрывавший звезды силуэт часового с копьем и рогом. Позади, в зале, знатные воины устраивались с пленницами, взятыми мечом или купленными; желающие компании молодые люди обычным образом искали друг друга. Мимо меня прошла знакомая девушка; она принадлежала матери и в тот вечер сидела возле ее кресла. Подбежав, я обнял девицу за талию. Она лишь отталкивалась ладонями. Мы возились, негромко пересмеиваясь, и она сказала:

– Будь что будет, но ты погубишь меня.

Мы вошли в чертог, как раз когда задували последние факелы.

Потом я спросил ее – так, чтобы никто не мог услышать, – о чем говорила мать, награждая аэда. Но она уже придремывала и не хотела просыпаться, а посему отвечала, что не помнит.

Глава 4

Уходившая в предрассветной тьме девушка разбудила меня своими движениями. Мне как раз снился сон, и, проснувшись, я вспомнил его. Я видел святилище гиперборейцев: огромные подъемные машины вырисовывались на фоне серого неба, вставали огромные камни, и цари наваливались на рычаги. И тут меня осенила посланная богом мысль.

Я поднялся и отправился на двор дворцового дровосека. Рассвет едва брезжил, даже рабы еще не шевелились, лишь в полях уже появились люди. Пожалуй, было еще темновато, чтобы отыскать необходимое; однако следовало все принести с собой, ибо никто не осмелится поднять топор на дубы Зевса. Я нашел короткую и толстую жердь, еще две подлиннее и заострил их концы. Потом связал бревна и, неловко пристроив у себя на плечах – поскольку не привык переносить тяжести, – отправился к дубраве.

Когда я поднялся вверх по ущелью, рассвет уже обагрил небо. Добравшись же наконец до рощи, я увидел, что алтарный камень весь раззолочен блестками – словно одеяние кифареда. Опустив на землю свою ношу, я вознес молитву Аполлону.

– Пеан Аполлон, – говорил я богу, – Аполлон, далеко разящий! Дай мне знак, если этим поступком я оскорбляю какого-нибудь бога.

Я поглядел вверх. Небо уже сделалось синим, и я увидел высоко над головой орла. Он наклонил крыло и ушел влево, исчезнув за ветвями. «Хорошо, – подумал я. – Какой бог мог бы яснее выразить свою волю. – И потом: – Мне следовало бы догадаться раньше». Я столько перечувствовал, но так мало думал и слышал лишь то, что хотел услышать, а не то, что мне говорили. Никто не велел мне поднимать камень голыми руками; сказано было лишь, что я должен сделать это один.

Подсунув рычаг поглубже, я напряг спину, и край камня приподнялся, позволив мне ногой подсунуть под него опору. И, уже собравшись надавить вниз, вспомнил, что из-под камня нужно будет что-то извлечь, – ведь, когда я выпущу рычаг, камень ляжет на место. Я сел на корневище дуба, чтобы все хорошенько обдумать, и, увидев, как оно торчит из земли, понял, как надо поступить. К счастью, я прихватил с собой длинный рычаг; его вполне можно было упереть в корень.

Тяжелый муж легко справился бы с этой работой, однако мне пришлось изрядно повозиться, но на сей раз я был готов сражаться с камнем буквально до смерти, потому что знал – его действительно можно поднять. Дважды камень отрывался от земли и дважды опускался вниз, но, навалившись в третий раз, я услышал внутренним слухом ропот моря. И, получив этот знак, понял: сейчас я сделаю это; так и случилось.

Я отошел, чтобы отдышаться. Камень стоял накренившись на своем широком краю, тонкий же край его подпирал рычаг, а между ним и землей разверзлась темная пасть. На мгновение мне захотелось на этом закончить; я показался себе вором-гробокопателем, сделавшим перерыв из страха перед рассерженными мертвецами. Быть может, я надеялся, что сокрытое само явится мне из-под камня – крылатый жеребенок, например, или ключ соленой воды. Но ничего не случилось, и, припав к земле, я опустил руку вниз.

Ладонь моя ощутила землю и камешки, скользкий червь заставил меня вздрогнуть. Потом я наткнулся на подгнившую ткань и нащупал в ней нечто твердое. Я отдернул руку – мне показалось, что это кости. Все это было совершенно не похоже на то, что я ожидал, а прикосновение червя пробудило во мне брезгливость. Я постарался успокоить себя и вновь ощупал сверток – нет, слишком прямой для костей. Ухватившись покрепче, я вытащил его. Сверток был длинный и узкий, солнце выхватило из гнили несколько серебряных нитей. В ткани уже поселились личинки, желтая сороконожка, извиваясь, устремилась прочь. Я подумал: «Дар смертного. Конечно, я всегда это знал. Следует ли допытываться дальше?»

Сверток вызвал во мне отвращение – я жалел, что взялся за эту работу: пусть бы неведомая судьба так и дремала в земле. Но потом, встряхнувшись подобно псу, ухватился за ткань и рывком развернул ее. Блеснуло и чуть не упало на землю золото. Тут меня осенило, что нельзя ронять подобные вещи – это может быть недобрым предзнаменованием. Долго я думаю, но делаю быстро, и мне удалось подхватить предмет на лету. И тут лишь я осознал, почему он не должен был упасть: в руке моей оказался меч.