Теряя Логана - [7]

— Призраки не могут проходить сквозь железо, — говорю я самодовольно.

Он оборачивается и смотрит на меня. Я пожимаю плечами:

— Видела по телеку.

Логан протягивает руку и хватается ладонью за решетку. Как только он это делает, его рука начинает дымиться, будто горит. Вскрикнув, он одергивает руку и потирает ее.

— Полагаю, некоторые вещи я все-таки чувствовать могу.

Кивнув, я подхожу к нему.

— Ага, железо для призраков все равно что криптонит[2]. Слушай, нужно выкопать твое тело, посыпать его солью и поджечь!

— Зачем? — оторопело глядит на меня Логан.

— Чтобы освободить твой дух.

— Спасибо, но я вроде и так свободен.

— Ну, все равно.

— Мы не будем осквернять мой труп, основываясь на чем-то, увиденным тобой по телевизору.

— В тебе нет ни капли эксцентричности, — надуваюсь я.

Закатив глаза, он указывает на кирпичную стену.

— Пройдем там. Придется тебе перелезть через нее.

Кто бы сомневался. Я возвращаюсь к машине и, достав из бардачка фонарик, сую его в задний карман. Логан преспокойненько проходит сквозь стену.

— Все чисто, — шепчет он.

— Чего ты шепчешь, тебя все равно никто не услышит.

— О, да, я забыл.

Я качаю головой. То, что я сейчас делаю, безоговорочно возглавит список самых идиотских моих поступков. Или займет весь список разом. Я залезаю на стену, осторожно цепляясь за камни. К счастью, она не очень высокая, но, когда я спрыгиваю с другой стороны, осторожно приземляясь на ноги, руки словно налиты свинцом.

— Я ниндзя, — шепчу я улыбающемуся Логану. Его улыбка теплая и искренняя, я у него уже давно такой не видела, а жаль — она ему очень идет.

— Куда теперь? — спрашиваю я, вытирая пыльные руки о джинсы.

Он пожимает плечами и куда-то направляется. Не зная, что делать, я следую за ним. Мы идем мимо старых потрепанных надгробий к новой части кладбища, находящейся в самой дали. Дорожки вымощены булыжником, огромные обелиски и плачущие ангелы глядят на нас сверху вниз. Мы проходим мимо небольшого склепа, и я свечу на вход в него фонариком. Над воротами на камне высечена фраза: « Verum non est in morte ».

— Что это значит? — спрашивает позади меня Логан.

Я знаю перевод, не потому, что умею читать по-латински, а потому, что задала маме тот же самый вопрос, когда мы уходили с похорон папы.

— «В смерти познаем истину».

Опустив фонарик, я свечу им поверх надгробий.

— Что-нибудь видишь?

— Нет, — мотает он головой. — Ничего.

Я разочарованно вздыхаю. Мы идем дальше, пока не замечаем желтый мини-экскаватор, стоящий рядом со свежей могилой. Логан застывает на месте, а я подхожу ближе и высвечиваю высеченное на камне имя.

«Логан Уэйн Купер».

Я поворачиваюсь и свечу фонариком на Логана.

— Уэйн? — поднимаю я бровь.

— Отец любит старые вестерны, — отводит он глаза.

— Хм… — Я аккуратно обхожу могилу, стараясь не задеть свеженасыпанную землю и цветы. — Я слышала, эти цветы потом собирают и раздают пожилым людям в доме престарелых, — говорю я, отчаянно желая нарушить молчание. Логан не отвечает. Подняв на него взгляд, я вижу, что он стоит ко мне спиной. Лунный свет падает на него под странным углом, отчего Логан, кажется, светится. Это так прекрасно, что какое-то мгновение я ошеломленно смотрю на него, не в силах отвести глаз. Логан смотрит на меня через плечо, и все, о чем я могу думать: как он прекрасен. Словно ангел.

А потом он открывает свой рот:

— Чего глазеешь?

Я закатываю глаза.

— Да вот думаю, ты все-таки сделаешь что-нибудь или так и будешь стоять там столбом и сиять как идиот?

— А что ты хочешь, чтобы я сделал? — спрашивает он, всплеснув руками.

Я тяжко вздыхаю.

— Ты сказал, что думал обо мне и оказался в моем доме, так?

— Так. — Он разворачивается и идет ко мне.

Я переминаюсь с ноги на ногу.

— Может тогда тебе надо подумать о… я не знаю… рае? Или чем там еще.

— О рае? — фыркает он.

— Ты давай прекращай тут фыркать, приятель. Я, между прочим, стою на кладбище в пять утра рядом со свежей могилой и болтаю с мертвым парнем. Мое терпение не безгранично.

— Ну хорошо, — бурчит он. Закрывает глаза, делает глубокий вдох и…

Ничего.

Логан открывает глаза, и его лицо расстроенно вытягивается.

— Это была глупая идея.

— Это лицо у тебя глупое.

Он топает от меня, схватившись за волосы, затем резко разворачивается и тычет в меня пальцем.

— Знаешь, с тобой так «весело»! Не понимаю, почему у тебя нет друзей!

Ауч.

— У меня есть друзья, — шепчу я.

— О, я и забыл. Тебя терпит гей Карлос. Вот только это не делает его твоим другом. Это делает тебя его карманной мегерой.

Его слова пощечинами хлещут меня по лицу, принося резкую и сильную боль. Я быстро прихожу в себя, а боль лишь подпитывает мою всевозрастающую злобу.

— Слушай, ты, напыщенный осел. Во-первых, не смей говорить о Карлосе в таком тоне. Он стоит десятка таких, как ты. И, во-вторых, можешь засунуть все свои загробные переживания в задницу. Никогда больше не приходи в мой дом, никогда больше меня не беспокой. Я не шучу. Разбирайся со своими проблемами сам.

Я поворачиваюсь к нему спиной, стремительно ухожу с кладбища и всю обратную дорогу домой сдерживаю слезы ярости.

К моему возвращению домой уже занимается рассвет, окрашивая мою спальню в красновато-оранжевые тона. Я плотно задергиваю шторы и падаю в постель не раздеваясь. Меня будит стук в дверь.