Терская коловерть. Книга третья. - [137]

Потом они все вместе возвращались с кладбища. Проходя мимо дуба, Степан вспомнил, как возле этого коренастого дерева его ранило осколком снаряда, когда он с остатками роты красногвардейцев отступал под натиском бичераховскнх мятежников.

— Вот тут меня и шарахнуло, — показал он своим спутникам место, где разорвался снаряд, и подойдя к своей бричке, предложил друзьям ехать с ним в коммуну на праздник по случаю пуска электростанции.

— Да нет, Андреич, — отказался от поездки Темболат, — какой может быть праздник сегодня.

А Дмыховская, прищуривая глаз от попавшего в него табачного дыма, притворно вздохнула:

— Нам с Темболатом праздновать некогда, нам нужно проявлять заботу о чужих детях: своих–то бог не дал.

Ох, и кобра! Ужалила одновременно обоих и даже себя не пожалела. А может быть, у нее шевельнулось подозрение насчет того, почему он, Степан, так близко принимает к сердцу судьбу чужого ребенка?

Эта мысль не оставляла его и потом, когда он, простясь с друзьями, трясся в своей бричке на ухабах Дурного переезда. А может быть, и вправду чужого? «Не надейся, не твой» — усмехнулась Ольга в тот день, когда он производил в ее доме дознание по делу избиения бандитами Кузьмы и его матери. Но откуда же у него такие родные глаза? Степан даже застонал от сердечной боли, вызвав в памяти образ сероглазого мальчугана.

Коммуна встретила его праздничным убранством своих служебных и жилых помещений. На месте сгоревшего двухэтажного шалаша стояла одноэтажная, срубленная из древесных пластин контора. К ней вожжами тянулись провода от свежеошкуренного столба электролинии. Такие же провода тянулись к трем недавно выстроенным домам коммунаров, под стенами которых еще ершилась свежая щепа и бугрилась саманная глина. Сами же коммунары толпились у входа в контору, с нетерпением ожидая, когда же наконец скроется за горизонтом солнце и вспыхнет вместо него висящая под жестяным абажуром на столбе «лампочка Ильича». С ними вместе ждали этого чуда приехавшие сюда из Моздока на своем обшарпанном ландо комсомольцы из «Синей блузы», а так же гости из–за Терека: председатель аулсовета Гапо Мусаев и его верный сподвижник Сипсо Буцусов, приглашенные председателем коммуны на этот праздник.

— Где же твои обещанные джигиты, Гапо? — спросил Степан, поздоровавшись с горцами и отведя их затем в сторону от возбужденно гомонящей толпы.

— Я проводил их к тебе под командой Леча Ахтаева, — ответил Гапо.

— Почему они не встретились мне?

— Потому что у Терека два берега: ты ехал по левому берегу, а они — по правому. Через станицу Терскую, — пояснил Гапо.

Разговаривая, они подошли к краю обрыва, внизу под которым широко раскинулась поросшая лесом терская пойма. По ней расползался легкий туман. Солнце только что опустилось за зубчатые, отстоящие на добрую сотню верст отсюда горы и там полыхал фантастических размеров пожар, охватив багровым заревом горные вершины и весь западный край неба. Похожее на раскаленный докрасна кусок железа, висело в нем одинокое облако.

— Красиво! — взволнованно произнес Степан.

Гапо взглянул на него с молчаливой насмешкой: красивой может быть женщина, украшенный серебром пистолет или шашка, а тут — обыкновенная заря.

— Ибрагим–бек присылал ко мне своего человека, — словно подчеркивая равнодушие к красотам природы, заговорил он, носком своего мяхси подвинул сухой глиняный комок к краю обрыва, сорвавшись вниз, он с шумом запрыгал по крутому откосу. Напуганная, выпорхнула внизу из калинового куста птица. И тотчас из камышей блестящей серпом старицы донесся гортанный фазаний крик.

— Зачем?

— В альчики играть, — усмехнулся Гапо. — Ты, наверно, забыл, командир (Гапо по старой памяти продолжал называть своего бывшего ротного командиром), что Ибрагим–бек предлагал мне возглавить отряд мятежников.

— Что же тебе сказал этот человек?

— Что Ибрагим–бек обойдется и без моей помощи, но что когда придет конец Советской власти, он за мою жизнь не поставит и мороженой тыквы.

— Почему же ты не арестовал его?

— Тха! — вскинул к небу руки Гапо. — Разве я гепеу? Разве я живу не в чеченском ауле?

— В таком случае тебе не следовало посылать своих людей в Моздок.

— Я обещал тебе прислать — я выполнил свое обещание.

— А сам остался без охраны.

— Почему без охраны? Вот Сипсо остался, Эльмурза остался, писарь мой, братья Элдаровы.

— Завтра же верну твой отряд, — решительно заявил Степан. — Ты его подожди здесь, в коммуне.

— Зачем?

— На всякий случай. Как говорится, береженого бог бережет. Ибрагим–бек не зря грозится.

— А у нас говорят, брехливый пес не кусается.

— Боюсь что ты ошибаешься, Гапо, — нахмурился Степан, — Ибрагим–бек не пес, а гадюка: подползет незаметно и ужалит.

К разговаривающим подошел председатель коммуны.

— Что это вы уединились, кунаки? — взял он их за плечи длинными жилистыми руками.

— Любуемся закатом, — ответил Степан, усилием воли сгоняя с лица выражение тревоги и озабоченности.

— Пошли теперь полюбуемся восходом, — предложил Тихон Евсеевич, увлекая за собой старых приятелей к зданию конторы. — Восходом новой жизни! — с некоторым пафосом добавил он. — Вот смотрите, — показал он на кусок кумача, прибитый над входом в помещение. «Коммунизм — есть Советская власть плюс электрификация всей страны!» было написано на нем белыми буквами.