Террористы и охранка - [28]
Глава IV
Разоблачение предателя
Отныне события развертываются с ужасающей быстротой. Последние и самые упрямые защитники Азефа в центральном комитете хотя еще и колеблются и не решаются открыто сознаться перед общественным мнением в той перемене, которая медленно совершалась в их сознании, чувствуют, однако, близость развязки. После 3 января В. Чернов, которому было поручено его товарищами по ЦК составить доклад, резюмирующий все данные обвинения и защиты Азефа, заключает по существу виновность Азефа. Но прежде чем предпринимать решительные действия, необходимо было, однако, дождаться подтверждения- последнего ложного алиби в Берлине.
Во вторник, 5 января, в два часа пополудни получилась, наконец, телеграмма от эмиссара центрального комитета в Берлине, с лаконической краткостью извещавшая о решительных результатах расследования, убийственных для Азефа; Центральный комитет решился в тот же день на последний и крайний шаг. В десять часов вечера трое членов центрального комитета и «боевой организации» явились на квартиру Азефа и попросили его уделить им некоторое время для очень важного и безотлагательного разговора.
Когда они остались од ни, с глазу на глаз, они сразу заметили страшную перемену, происшедшую в лице и в манерах Азефа. Растерянный — в буквальном смысле слова «остолбеневший», как заявил нам один из свидетелей этой сцены, — Азеф торопливым лихорадочным движением схватил доклад саратовского комитета партии, который ему протягивал один из его обвинителей. С очевидным намерением скрыть свое волнение он стал читать и перечитывать подробности своих похождений в большом приволжском городе, странные совладения, обнаруженные участниками и свидетелями саратовской истории, которые, при новом освещении, образовывали неразрывную цепь уничтожающих улик. Азеф, казалось, углубился в чтение документа, но по лицу его видно было; что его мысль далеко и что его глаза только механически следят за строчками… (см. приложение № 2).
Затем последовало бурное объяснение.
Теснимый со всех сторон, путаясь и сбиваясь в своих ответах, попадая беспрестанно под перекрестным огнем неожиданных вопросов в безысходные противоречия, Азеф понял, что Дело проиграно. Несколько часов спустя он так объяснял эту сцену своей жене:
— Нет ничего удивительного, что я растерялся и стал противоречить себе… Я был как труп в их руках. Впрочем, ведь я только в мелочах…
В самом деле, бесподобный актер, никогда ни словом, ни жестом, ни выражением ни в чем не выдававший себя, предатель вскоре оправился, готовый с своим обычным самообладанием отпарировать все удары. Усилием своей железной воли он в несколько минут овладел собой и стал прежним Азефом. Спокойный, высокомерный, он сообщил все подробнейшие обстоятельства своего пребывания в Берлине. Потом вдруг с угрюмостью отказался отвечать на вопросы. Разговор, длившийся полтора часа, закончился словами, дышавшими непримиримой ненавистью и глухими угрозами смерти.
Едва поздние гости успели выйти, как жена Азефа, испуганная его расстроенным мрачным видом, стала допрашивать его:
— Что случилось… Что они тебе сказали… Для чего они приходили?
— Они решили убить меня…
И лицо Азефа, до тех пор остававшееся холодным, неподвижным, выражало при этом самую безумную тревогу.
Несчастная женщина, которой не были известны последние неоспоримые улики и которая продолжала верить в своего мужа, как в самую себя, охваченная паническим страхом за его жизнь, стала уговаривать его сейчас же, не теряя ни минуты, ни секунды, бежать.
— Уезжай! Уезжай! Прежде всего спасай себя. Когда ты будешь в безопасности далеко отсюда, ты предпримешь все для своей защиты, для восстановления своего имени, своей чести…
В сопровождении жены Азеф осторожно, крадучись, выбрался из дому. Странное, фантастическое, жуткое бегство от невидимых врагов, от преследующих призраков началось по городу. Под порывами холодного пронизывающего ветра, в продолжение долгих часов скитались они по улицам спящего Парижа, едва обмениваясь редкими словами, подавленные каждый своими думами: он полный страха и, может быть, позднего раскаяния изобличенного преступника, чувствующего свою окончательную гибель, она — проникнутая сложным чувством боли, обиды, негодования за него, за его поруганную честь…
На каждом повороте, на каждом перекрестке помутившемуся воображению Азефа мерещились чьи-то подозрительные тени.
— Люба, Люба… Посмотри, вон там на углу…
— Это они… агенты центрального комитета. Они нас выследили и теперь следуют за нами…
— Но ведь это нелепо, разве ты не видишь, что это простые французы… Умоляю тебя, успокойся.
— Да, да, они все предусмотрели… Знаю, что мне знакомы в лицо все парижские эмигранты, они наняли частных сыщиков, чтоб следить за мною и не терять меня из виду… Мне не избежать их мести…
Азеф изменился до неузнаваемости… Прохожие возбуждали в нем непреодолимый страх. С боязливой пытливостью всматривался он в лицо каждого встречного, и не один поздний гуляка впоследствии с недоумением, наверное, спрашивал себя, чем он мог вызвать такой страшный испуг у этого куда-то торопившегося толстяка с покорно следовавшей за ним женщиной…
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
«Императоры. Психологические портреты» — один из самых известных историко-психологических очерков Георгия Ивановича Чулкова (1879–1939), литератора, критика, издателя и публициста эпохи Серебряного века. Писатель подвергает тщательному, всестороннему анализу личности российских императоров из династии Романовых. В фокусе его внимания — пять государей конца XIX — начала XX столетия. Это Павел І, Александр І, Николай І, Александр ІІ и Александр ІІІ. Через призму императорских образов читатель видит противоречивую судьбу России — от реформ к реакции, от диктатур к революционным преобразованиям, от света к тьме и обратно.
«Иван Грозный» — заметки выдающегося русского историка Сергея Федоровича Платонова (1860–1933). Смутные времена, пришедшиеся на эпоху Ивана Грозного, делают практически невозможным детальное исследование того периода, однако по имеющимся у историков сведениям можно предположить, что фигура Грозного является одной из самых неоднозначных среди всех русских царей. По свидетельству очевидцев, он был благосклонен к любимцам и нетерпим к врагам, а война составляла один из главных интересов его жизни…
«Памятники исторической литературы» – новая серия электронных книг Мультимедийного Издательства Стрельбицкого. В эту серию вошли произведения самых различных жанров: исторические романы и повести, научные труды по истории, научно-популярные очерки и эссе, летописи, биографии, мемуары, и даже сочинения русских царей. Объединяет их то, что практически каждая книга стала вехой, событием или неотъемлемой частью самой истории. Это серия для тех, кто склонен не переписывать историю, а осмысливать ее, пользуясь первоисточниками без купюр и трактовок.«Энума элиш» – легендарный вавилоно-аккадский эпос, повествующий о сотворении мира.
В «Записках о Московии» перед читателем предстает Россия времен Ивана Грозного. Работа необычна тем, что ее писал… царский опричник. В исторической традиции принято считать опричников слепым орудием царя-тирана. Авантюрист Генрих фон Штаден (1542 — после 1579) разрушает эти стереотипы.