Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - [38]
Несколько районов подошли к проверке более серьезно. В Свердловском районе руководство с самого начала исключило из партии всех, кто входил в левую оппозиции. Руководство Куйбышевского района проводило еще более жесткую линию, исключая всех, кто участвовал и в левой, и в правой оппозициях. Одни из районных руководителей сказал: «За что после тех глубоких ошибок, которые человек имел, мы оставляем его в партии?» Он объяснил, что 105 бывших членов левой оппозиции и несколько бывших «правых» были исключены из партии. Он также признался: «Нас немного испугала цифра». При всем этом некоторые партийные секретари заводов Куйбышевского района весьма неохотно исключали людей из партии за предыдущие отклонения и старались защитить их. Несмотря на жесткую линию руководства района, парткомы никогда не занимались проверкой тех, кто содействовал вступлению бывших оппозиционеров в партию. Отказываясь углубить свои расследования и включить в число проверяемых имена поручителей, товарищей по работе, родственников и друзей, они создали систему защиты от распространения репрессий. Корытный наставлял районных руководителей партии, призывал более строго подходить к проверке. Он сердито выговаривал им: «Вы это дело промазали. Несомненно, некоторых людей в порядке организационной работы райкома надо еще раз посмотреть». Он пытался заставить их пересмотреть дела некоторых членов партии «чрезвычайно тщательно».>{231}
В райкомах партии также не понимали, как относиться к тем, кого когда-то исключили из партии и затем восстановили. В Первомайском районе партийное руководство было возмущено тем, что Корытный упрекал их в том, что они не исключили из партии женщину, которая дважды была исключена и восстановлена в 1920-е годы за участие в левой оппозиции. Один из секретарей райкома резко возразил: «Московский комитет реабилитировал ее дважды!» Они не могли понять, каким образом низовая партийная организация может наказать члена партии за нарушение, если его уже простили на высшем уровне. И что делать с теми коммунистами, которые скрыли свои отношения с троцкистами? В Молотовском районе, женщину исключили из рядов партии за то, что она не сообщила в партком о том, что ее муж придерживался «троцкистских взглядов», а другая была исключена за то, что не рассказала о том, что ее муж сослан за контрреволюционную деятельность. Руководители партии задавались вопросом, правильно ли было исключать этих людей?>{232}
Московский горком партии был особенно обеспокоен тем, что районные руководители позволили пройти проверку тем членам партии, которых позже арестовали: почему в районе не могли выявить тех врагов, которых впоследствии разоблачил НКВД? В одном случае Таганский районный комитет затребовал новые партийные документы на члена партии, которого исключила и восстановила в партии Комиссия партийного контроля. К моменту, когда Московский горком получил запрос, этого члена партии уже арестовали. Партийное руководство района было вынуждено давать объяснения, почему они затребовали документы на врага народа. «А что мы должны были делать?», — безнадежно спросил один из секретарей райкома. Районное партийное руководство оказалось между двух огней: НКВД и Комиссией партийного контроля, властных бюрократических структур, преследовавших противоположные цели. Корытный критиковал партийное руководство Таганского района и за упущения на заводах, которые некогда были центрами активности левой оппозиции. Ядро бывших оппозиционеров переместилось из Московской швейной фабрики № 4 на фабрику № 2. Эти старые партийные организаторы все еще встречались с рабочими в учебных кружках. Корытный настаивал, чтобы руководство Таганского райкома давало больше информации, но, казалось, в райкоме об этом ничего не знали. Корытный также ругал Сталинский районный комитет за то, что он не исключил из партии ни одного члена на фабрике № 24, хотя многие из них имели контакты с В. В, Ломинадзе, известным левым оппозиционером, который некогда там работал. Некоторые из этих членов партии прошли проверку только для того, чтобы быть арестованными НКВД. Только после этого политического конфуза Сталинский райком партии начал давить на парткомы, требуя «разоблачения ряда врагов». Один из районных руководителей дал такое объяснение: «Вначале медлили, затем, когда их упрекнули, поняли, что поступали неправильно, очень крепко стали изучать людей, разоблачать, и вместе с тем не давали парторганизациям шарахаться».>{233} Всеми способами — запугивая и упрашивая — Корытный пытался преодолеть апатию райкомов и парткомов, побудить к действию. В конце сентября 1936 года, спустя месяц после завершения судебного процесса он пришел к выводу, что районные и партийные комитеты все еще сопротивляются охоте на «врагов» в своих рядах.
Заключение
К концу 1936 года Сталин и его сторонники превратили дело Кирова из обычного убийства, совершенного озлобленным бывшим членом партии в международный террористический заговор против советского правительства. В течение месяца в Ленинграде и в Москве были вынесены приговоры бывшим оппозиционерам — наряду с Николаевым. В течение весны 1935 года расследование продолжалось. Была раскрыта террористическая группа в Кремле, был исключен из партии А. С. Енукидзе. Напряженность несколько ослабла в период между июнем и декабрем 1935 года, хотя Ежов состряпал новую, более подробную версию заговора об убийствах. Продолжились аресты бывших оппозиционеров. В январе 1936 года признания Ольберга стали поводом для расширения направлений следствия, что в свою очередь привело к росту числа арестованных. Решающую роль в формировании дела весной 1936 года сыграл Сталин, включая в него бывших троцкистов и придавая заговору международный размах. Фокус августовского процесса против «объединенного троцкистско-зиновьевского центра», в котором смешались страхи и фантазии, сосредоточился на оппозиционерах и проблеме социальной напряженности, вызванной индустриализацией. Процесс сделал явным глубочайшие опасения руководства страны.
