Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий - [26]
Усиление бдительности
В начале лета напряженность в Центральном Комитете партии существенно усилилась, когда члены административной службы Кремля были обвинены в участии в террористических группах, целью которых было убийство И. В. Сталина и других лидеров партии. На пленуме ЦК в июне 1935 года Ежов представил свою последнюю версию по делу Кирова, обвиняя Зиновьева, Каменева и Троцкого в непосредственном участии в убийстве Кирова, а также в недавно раскрытом «Кремлевском заговоре». Зиновьев и Каменев признались в пособничестве терроризму путем поддержки оппозиции. Однако новые обвинения были значительно более серьезными. Ежов предъявил обвинения в пособничестве террористам и секретарю ЦИК Союза ССР Авелю Енукидзе, ответственному за служебный аппарат и безопасность Кремля. По словам Ежова, «чуждые и враждебные» элементы «свили свое контрреволюционное гнездо» в администрации ЦИК. По свидетельству очевидцев, Енукидзе был виноват в основном в том, что игнорировал слухи, сплетни и шутки о Сталине и других лидерах партии, которые распространялись среди персонала ЦИК. Когда комендант Кремля хотел заявить в НКВД об уборщице, допускавшей антисоветские высказывания, Енукидзе отмахнулся от него. «Сначала получше разберитесь с этим», — сказал он коменданту. Ежов также обвинил Енукидзе в материальной поддержке номенклатуры из числа старых революционеров за счет государственных средств. Что касалось этой части обвинений, Енукидзе не мог понять, почему нельзя было оказывать помощь бедным меньшевикам, бывшим оппозиционерам и их сторонникам. Он ответил на обвинения Ежова искренним удивлением.>{158}
Несмотря на суровые обвинения в адрес Ежова, пленум Центрального Комитета партии не имел четкой позиции в том, как поступить с Енукидзе. Сталин и Ворошилов мягко выбранили его: «Ты что — ребенок? Если ты испытываешь сочувствие к кому-либо, ты бы мог спросить у кого-нибудь из нас». Сталин добавил: «Почему спросить? Пусть Енукидзе раздает деньги из своего собственного кармана, а не из государственных средств». Енукидзе извинился, но, в то же время отказался признать, что был полностью неправ. «Я был не в состоянии отказать этим просьбам», — просто сказал он. «Называйте это, как хотите». Один историк отметил: «С политической точки зрения он все еще читал другую страницу». Голоса разделились, и после продолжительных колебаний Центральный Комитет вывел Енукидзе из состава ЦК ВКП(б) и исключил из партии.>{159}
Новые обвинения против Зиновьева и Каменева, раскрытие заговоров внутри Кремля и исключение из партии Енукидзе ознаменовали критические изменения в политическом климате. Антигосударственные шутки, критика и слухи предстали теперь в другом свете. Пленум жестоко критиковал Енукидзе за допущение «атмосферы», поощрявшей врагов. Но руководство все еще сомневалось, каким образом можно принудительно принять новую формулировку понятия «лояльность». ЦК не стал проверять обвинения Ежова против Зиновьева и Каменева, не опубликовал рукопись Ежова о фракционизме и контрреволюции и спустя год восстановил Енукидзе в партии. Через шесть месяцев после убийства Кирова руководство не было уверено в том, как интерпретировать это событие.>{160}>,[18]
Пока члены ЦК приобретали первый опыт «бдительности», парткомы занимались организационной проверкой, последовавшей после обмена партийных документов. В июне 1935 года тщательная проверка началась как «административно-хозяйственная работа». Согласно полученным инструкциям ее целью было исключение из списков выбывших, регистрация членов партии и верификация партбилетов; об убийстве Кирова не было сказано ни слова. Областные и районные партийные руководители, ответственные за проведение проверки и обмена, были озадачены этой процедурой и ее целями. Разве прошлая оппозиционная активность может считаться провинностью? Требовалось ли направлять в НКВД информацию об исключенных из партии? Нужно ли для НКВД разрешение прокурора, чтобы начать расследование? Чтобы уяснить роль партии, прокуратуры и НКВД, в сентябре 1935 года Ежов обратился к областным секретарям партии. Принижая роль прокуратуры и суда, он призывал секретарей ВКП(б) устанавливать более тесные связи с НКВД. К декабрю НКВД уже активно участвовал в партийных чистках, предоставляя областным руководителям партии компрометирующие материалы на коммунистов.>{161} Однако местное партийное руководство продолжало относиться к проверке и обмену партбилетов как к рутинной процедуре, которой предшествовала тщательная проверка документов членов партии, их биографических данных, личного поведения и деятельности.
