Территория войны. Кругосветный репортаж из горячих точек - [14]

Можно было бы счесть это пропагандистским приёмом, если бы мы не видели реально национальную гвардию Саддама, тех же шахидов. Возможно, уровень их военной подготовки, как и многочисленных ополченцев-добровольцев, оставлял желать лучшего.

Но тем не менее мы видели тысячи фанатически настроенных людей, которые истошно кричали:

— За тебя, Саддам, свою жизнь, свою кровь отдадим за тебя!

Поэтому если бы меня спросили, допустим, через десять дней после начала войны — а она началась 20 марта 2003 года, — если американцы войдут в Багдад, будет ли это означать их полную победу и окончание военной операции? — я бы, скорее всего, ответил: нет, всё ещё впереди, за свою столицу иракцы будут яростно драться.

При этом мы все прекрасно понимали, что американцы рано или поздно додавят иракцев — в смысле иракскую армию. Слишком велика была разница между мощью вооружённых сил коалиции и иракскими военными. Чего стоило одно господство американцев и британцев в воздухе — оно было полным, подавляющим. Но всё же то, что произошло дальше, меня озадачило, если не сказать большего — потрясло. Война закончилась поразительно быстро — и мы увидели, как в Багдаде американскую армию встречают цветами и аплодисментами, ту самую армию, которая бомбила и разрушала дома иракцев.

Да, я согласен, может быть, не все были в восторге от режима Саддама Хусейна, это факт, хотя все были вынуждены такой восторг выражать. Но речь шла о тех самых святых для каждого человека понятиях, таких, как родина, своя земля, свой дом, своя семья, и так далее. И при этом встречать людей, которые бомбят вас на протяжении достаточно длительного времени вот так, как встречали американцев, — я этого для себя объяснить не мог.

Перо приравняли к штыку, журналистов — к мишеням

При этом мы, журналисты, не видели ни одного сгоревшего иракского танка, ни одного сбитого иракского самолёта — а ведь они были, пусть устаревшие, но были. Словно и не было никаких боёв. Кстати, многие мои коллеги заметили ещё одну странность — за всё время, что мы наблюдали за этой войной, не было показано ни одного боя, снятого со стороны иракцев, ни одной картинки с той стороны. Хотя там работали телеканалы «Аль-Джазира», «Абу-Даби» и другие. Вот такая странная получилась война — будто иракцы после долгой демонстрации своего боевого духа попросту сдались без боя. Багдад, кстати, действительно был взят почти без сопротивления.

Хотя сразу надо оговориться — журналисты, работавшие со стороны коалиции, говорили о другом. О том, что американцы и британцы испытали самый настоящий шок, когда встретили жуткое, отчаянное сопротивление со стороны иракцев. Они говорили, что арабы дерутся как бешеные псы и тому подобное. Расчёты на то, что, начав войну, они к вечеру же первого дня будут под Багдадом, никак не оправдались. Говорилось ещё многое о том, что главные иракские силы оказались сосредоточены вовсе не вокруг Багдада, а в других местах и американцев с британцами попросту обманули. Словом, картина складывалась более чем удивительная.

Раз уж мы заговорили о журналистах с той стороны — о тех, кто находился в Катаре, где был пресс-центр сил коалиции, то надо добавить: по признанию многих из них, они работали в условиях полной информационной блокады. Как известно, первый брифинг, который дал американский генерал Френкс, состоялся через два дня после начала операции. Это также было в Катаре, и журналистам объявили — вы допущены в «сердце операции». Можете снимать компьютеры, пульты, с помощью которых отправлялись ракеты, и так далее. А информации практически не было. И во время брифинга на большинство вопросов ответ был примерно таким — ничего пояснить не можем, мы по этому поводу некомпетентны.

При этом были другие журналисты — они находились на передовой вместе с солдатами американской армии, вместе с ними ели, спали, так же, как они, опасались газовой атаки со стороны войск Саддама и при первой тревоге надевали противогазы. Их также пугали слухи о возможном применении бактериологического оружия и тому подобное. Они передавали информацию, но надо учитывать, что эти журналисты фактически соединились в один сплав с солдатами коалиции, вместе с ними наступали на Багдад. Отсюда особенность их взгляда на события.

Точно так же и у нас, тех, кто сидел в Багдаде под обстрелами, было своё видение событий, мы поневоле воспринимали американцев как сторону, от которой исходит угроза, в том числе и для нас конкретно. Элементы информационной блокады ощущались и у нас — иракцы запрещали нам снимать свои военные объекты, эти места для прессы были полностью закрыты. Мы общались с шахидами — в сущности, не военными, а скорее полувоенными людьми, они выкрикивали лозунги, которые уже приходилось слышать и в Афганистане, и в Чечне.

И позднее, когда мы уже покинули Багдад, наши коллеги, оставшиеся там, передавали, что оценивать ситуацию в городе им крайне сложно, поскольку они ограничены той информацией, которую могут видеть собственными глазами, — и как раз эта информация оказывалась наиболее достоверной. Просто велась настоящая пропагандистская война, информационная война. Поэтому отличить, где правда, где ложь, было крайне сложно.