Территория Левиафана - [9]

* * *

Меры его приняли. Конечно, приняли! Они сейчас кого угодно принимали: на прошлой вылазке они понесли серьезные потери. Но даже без этого, даже если бы они могли позволить себе разборчивость, они все равно с готовностью ухватились бы за Оудена. Еще бы! Молодой, сильный, образованный… Такие люди к ним обычно не приходили. Потому что такие люди и не должны были приходить, они освобождались от любой повинности перед мерами. Они могли явиться только добровольно, что и делал теперь Оуден.

Какая ирония. Он делал то, чего боялся всю жизнь – и чего отчаянно хотел избежать.

Он не отрицал, что меры нужны колонии. Да они ее когда-то спасли! Первым поселенцам тут было непросто… Они старались изо всех сил, потому что понимали: другого дома у них уже не будет, корабль не взлетит. Но мир, который их встречал, был совсем не приспособлен для людей. Они могли продержаться год, два, три – исключительно на запасах, которые привезли с собой с Земли.

Ну а дальше-то что? Запасы нужно пополнять, территорию – исследовать, корабль – чинить. Для всего этого у них не было никаких материалов. Люди – создания сухопутные, а их со всех сторон окружала вода, населенная существами, по всем параметрам соответствующими слову «чудовища».

Вот тогда и было сделано открытие, которое все изменило. Одна из водных тварей, обитавших на этой планете, похоже, с начала веков, была способна повлиять на человека, ускорив и изменив его естественную эволюцию. Проще говоря, использование стволовых клеток местного существа превращало человека в гибрида – а главное, в амфибию. В того, кто мог выжить в воде, исследовать ее, подчинить!

Так и появились меры. Все еще люди – но уже не люди. Особенные, наделенные огромным количеством привилегий, но вместе с тем лишенные природных основ. Когда Оуден был маленьким, он смотрел на них, понимал, что они не так уж сильно отличаются от людей, и все же каким-то непостижимым образом чувствовал, что они не люди. Уже нет. Когда кто-то из меров оказывался рядом, он спешил отвести взгляд, а то и вовсе уйти подальше. Правила колонии предписывали восхищаться мерами, даже преклоняться перед ними. Но Оуден так не мог. Для него между мерами и людьми всегда существовала незримая граница, которую нельзя пересечь.

Масла в огонь подливала еще и его мать. Она ненавидела меров всем сердцем, а за что – он так и не узнал, эту тайну она унесла с собой в могилу. Но уж пока она была жива, и дня не проходило, чтобы она не поливала морских воинов проклятьями. Естественно, делала она это только перед своими детьми. Если бы она попробовала делать это открыто, прожила бы куда меньше.

За Беттали мать особо не переживала: она знала, что мером может стать только мужчина. Таков закон. Когда Оуден был маленьким, ему казалось, что это одно из тех правил, которые просто появляются сами по себе и никто не смеет их нарушать. Повзрослев и став врачом, он разобрался, что у всего есть практическая причина. Мутация в мера делала человека бесплодным. В этом отношении, колония с большей готовностью жертвовала мужчинами.

В любом случае, все детство Оудена меры для него с подачи матери были монстрами, низшим уровнем падения. Даже перед смертью она твердила ему, что он не должен прельщаться их привилегиями и легкой жизнью. Все, что угодно, лишь бы остаться человеком до конца!

И он дал ей слово. Оуден выучился на медика, потому что врачи всегда были нужны, он даже вошел в число лучших. Он немалым трудом добился той жизни, которую мечтала обеспечить ему мать. Ради своих интересов он никогда не отрекся бы от клятвы.

Но сейчас ведь речь шла не о его интересах…

Только так он мог добиться для своих племянников полноценного лечения, иного легального пути не было, а он слишком ценил дружбу с Джованной, чтобы просить свою начальницу нарушить закон. За такое можно проститься не только с карьерой, но и с жизнью. Поэтому он пришел к мерам и честно изложил свою просьбу. Они были рады его принять. Теперь дети получили лекарство, Беттали снова была довольна жизнью и ни о чем не сожалела, а он ждал своей участи в темной комнате.

Наконец ожидание закончилось, к нему вышел сам Седар – нынешний лидер меров. Из-за своей неприязни к морским воинам Оуден не стремился постоянно наблюдать за ними, поэтому он слабо представлял, как они выбирают своего главного. Он только знал, что смена власти происходит раз в несколько лет, всегда спокойно. Один лидер уходит, назначая преемника, вот и все.

– Мы завершили тесты, – сказал Седар. – Ты готов.

Оуден понимал, что это значит. Он ни разу не видел мутацию, но знал, что это тяжелый и болезненный процесс, который далеко не всем удавалось пережить. По-хорошему, за мутацией должны были наблюдать врачи, но меры давно уже этого не допускали. В колонии у них была своя территория, на которую они закрыли доступ людям.

В том, что он пройдет тесты, Оуден не сомневался. Он был здоров… у него вообще не было причин соглашаться на мутацию! Но в то же время, были ли у него причины держаться за человечность? Тут тоже все не так просто.

Обычно он не любил об этом думать, потому что такие мысли его расстраивали. Но раз уж он согласился на мутацию, можно дать им волю. Возможно, они сделают расставание с прежней жизнью чуть проще.