Территория Альфы - [2]

За смену мне удалось невозможное. Я стал её приятелем, а потом и доверенным лицом. Я относил записки её мальчику.

Лиза надёжно заклеивала своё послание со всех сторон. Но иногда мне удавалось вскрыть письмо и после прочтения вручить адресату без следов вмешательства.

И вроде бы я был в курсе всего происходящего, но в последний момент оказался не готов к тому, что случилось.

Теперь понимаю, что свои письма Лиза заклеивала пропорционально степени откровенности. Чем серьёзнее тема – тем больше клея. Таким образом, я упустил несколько важных звеньев в их отношениях. А восстановить их самостоятельно тогда не смог.

К концу смены, перед самым отъездом из лагеря, Лиза была серьёзно расстроена. Она в прямом смысле слова металась по периметру лагеря. А поскольку я уже был её приятелем, Лиза, чтобы облегчить свои душевные страдания, обратилась ко мне.

Позвала в беседку, где не было никого. И рассказала, что в эту смену лишилась девственности, отдалась тому самому мальчику, которого полюбила всем сердцем.

Отдалась в надежде на продолжительные отношения и, возможно, будущую семейную жизнь, в которой сама она предполагала родить троих детей и жить счастливо в спокойствии и достатке. Но у парня были другие планы. Он сказал Лизе, что она всего лишь его летнее увлечение.

Лиза сидела и плакала.

– Ты думаешь, что я плохая?

– Нет, я так не думаю.

– А что ты думаешь?

– Ты… красивая.

– Я не об этом. Что я так поступила.

– Ну… тебе понравилось?

– Что понравилось? Ты что, идиот, что ли? Ты что, не понимаешь, что я ему не нужна? Он же меня бросил.

– Я бы не бросил.

– Ты хороший. Но ты маленький! Ты – ребёнок.

– Не плачь. Хочешь, я тебе компот из столовки принесу?

– Какой компот? У меня жизнь кончилась.

– Почему?

– Он меня бросил. Как мне дальше жить? Ты что, не понимаешь этого?

С каждым сказанным мной словом я чувствовал, как между мной и Лизой увеличивалось расстояние. Не уменьшалось, как мне того безумно хотелось, и ради чего я пытался её успокоить, а как раз наоборот, увеличивалось. Я прикоснулся к её льняным волосам. Впервые, и тут же понял, что трогаю их в последний раз.

– Ты такая красивая. У тебя будет много парней.

– Я не хочу много. Я хочу одного. Этого. А он – не хочет. Как мне жить?

– Может, поговорить с ним?

– Кому?

– Мне.

– Ты что, совсем дурак? Это секрет. Никто не должен знать об этом. Ты понял меня?

Я пытался успокоить Лизу. Говорил, что она обязательно найдёт своё счастье, но с другим парнем. И от души ей этого желал.

Нет, я врал Лизе – никакого счастья с другим парнем я не желал ей. А хотел только одного, чтобы она была моей. Я хотел занять место этого мальчика.

А реальность была другой: я в глазах любимой девочки был безобидным ребёнком, мальчиком на побегушках, образ которого, может быть, даже никогда не сохранится в её памяти.

Лиза высказалась и уже чувствовала неловкость. И стыд. Но не за свой поступок, а за то, что свидетелем всего случившегося с ней сделала именно меня.

А я в свою очередь понимал, что при любом неправильном движении, вместо друга могу стать врагом.

Это неправда, что ребёнок не понимает, что происходит вокруг. Понимает, и иногда больше, чем сам от себя ожидает. И решения способен принимать, и порой – самые верные. Потому что в силу своего возраста не имеет в арсенале набора решений-клише. И именно по этой причине он беззащитен перед реакцией других людей.

Я не знал, что мне делать. Было страшно, и каким-то шестым чувством я усёк, что всё, что происходило между мной и Лизой, – вершина наших с ней взаимоотношений. И никогда ничего другого между нами уже не будет.

Именно так и случилось. История с Лизой стала для меня точкой отсчёта моего собственного пути, где неизбежно это самое чувство горечи и разочарования. А образ Лизы я навсегда сохранил в памяти, и он сопровождал меня в разные периоды моей жизни. То вытеснял образы других женщин, то сам вытеснялся ими.

А вот тогда и надо было остановиться. Но меня распирало желание, которое вызвала во мне Лиза. И чтобы не умереть от перенапряжения, не подохнуть прямо перед ней, я решил выложить Лизе всё как есть: сообщить ей, как сильно я люблю её.

Я достал из кармана Лизины трусы, украденные мной в начале смены. Те самые, которые являлись для меня проводником в мир девичьей исключительности. Трусы, которые были доказательством моей любви к моей Лизе.

Свёрнутые в комок, – именно так я таскал эту вещь в кармане, – я протянул их на ладони, словно предлагал своё только что выскочившее из груди сердце.

– Вот…

– Что это?

– Это… моё… твоё… твои…

Когда Лиза увидела, что я ей вручил, я тут же получил трусами по физиономии. Услышал, какой я дебил и как ужасно, что оказался именно таким.

У меня была тайна, и она давала мне силы действовать. За одно мгновение тайна стала позором, и между мной и Лизой образовалась пропасть. По ощущениям – длиною в несколько жизней.

Всё произошло настолько стремительно, что осознать это, а тем более исправить, сил и способностей у меня, маленького мальчика, не было. Тайна, ставшая позором, и обесточила меня. А пережитый позор стал началом осознанного роста. Да, мы были юными, Лизина вещица была слишком интимной. И никакой ожидаемой реакции, кроме стыда и раздражения, не могла вызвать.