Терпкий аромат полыни - [2]

— Эмили? — Резкий голос матери донесся с лестницы. — Где ты, дитя мое? Я предупреждала, что мы должны выйти ровно в десять тридцать. Пойдем. Нельзя заставлять молодых людей ждать.

Девушка снова отложила перо. Очередной ужасный визит в госпиталь для выздоравливающих. С письмом придется повременить. Вообще-то, ей нравилось навещать раненых офицеров, и Эмили бы радовалась этим посещениям, будь она одна. Но ходить по палатам вслед за матерью, наблюдать, как та изображает благодетельницу, и не иметь ни малейшей возможности самой поговорить с молодыми людьми было невыносимо.

Эмили встала перед зеркалом, небрежно собрала пепельно-русые волосы в пучок и безжалостно утыкала его шпильками в надежде, что он удержится на месте, пока она не наденет шляпку из голубой соломки. Из зеркала на нее смотрели строгие серые глаза. Слишком худая. Слишком высокая. Слишком угловатая. Она скорчила рожицу своему отражению и, взяв перчатки, сбежала по лестнице.

Мать стояла у входной двери. В лавандовом шелковом платье, с лавандовым страусиным пером на шляпе, она выглядела ослепительно. «Такой наряд больше подойдет для приема на открытом воздухе, чем для благотворительного визита», — подумала Эмили. Флорри, горничная, стояла рядом, держа в руках коробки с печеньем.

— И где ты была, позволь спросить? — поинтересовалась миссис Брайс. — Я не видела тебя с самого завтрака.

— Писала Клариссе, — ответила Эмили. — Я получила от нее письмо с утренней почтой. Она упрекает меня в том, что я редко ей пишу.

— Она все еще во Франции?

— Да.

— Работает в госпитале?

— Не совсем. В какой-то санитарной палатке у линии фронта.

— Не представляю, как родители ее отпустили. — Миссис Брайс покачала головой. — О чем они думали, позволяя девушке из хорошей семьи находиться в таких условиях? Удивительно, как она не сошла с ума.

Эмили мрачно посмотрела на мать и хотела было поспорить, но передумала.

— Кларисса сама захотела поехать, мамочка, — сказала она вместо этого. — Она твердо решила. Ты же знаешь, Кларисса всегда все делает по-своему и может добиться чего угодно.

— Поблагодари свою счастливую звезду за то, что мы разумнее ее родителей и не отпустили тебя в такое кошмарное место.

Девушка заметила, что мать оглядывает ее с головы до ног.

— Ты что же, так и пойдешь? — Она явно была недовольна.

— А что не так? — удивилась Эмили. — По-моему, платье не слишком открытое.

— Наоборот. Слишком простенькое. Не забывай: мы идем подбодрить этих храбрых молодых людей. Напомнить им, что после войны их ожидает лучшая жизнь.

— Если они до этого доживут, — парировала дочь и немедленно пожалела о своих словах.

Мать нахмурилась:

— Нет времени переодеваться. Забери со стола блюдо и пойдем. Я пообещала сестре-хозяйке, что мы прибудем к одиннадцати, а ты знаешь, что я всегда держу слово.

Эмили вышла из дома вслед за матерью. Флорри замыкала процессию. Про себя Эмили полагала, что раздавать раненым печенье серебряными щипчиками с хрустального блюда немного вычурно, но мать настаивала, что даже в военное время положено придерживаться определенных правил.

— Это же госпиталь для офицеров, — говорила она. — Нужно напомнить им, что цивилизация все еще существует.

Они прошли по тщательно разровненной граблями гравийной дорожке, вышли из ворот и двинулись через лужайку, по краям которой все еще цвели поздние колокольчики. Стоял чудесный весенний день. Голубь курлыкал в ветвях дуба, а где-то в лесу громко куковала кукушка. Соседнее поместье принадлежало старому полковнику и его жене. Они переехали в отель в Торки и передали свой дом правительству под госпиталь для раненых офицеров.

«Очень приятное место», — думала Эмили. Со всех сторон госпиталь окружали поля и перелески, а с верхнего этажа было видно море. Очевидно, что здесь исцелялось не только тело, но и дух. Большинство офицеров, которых она видела, страдали от ран, в том числе совершенно ужасных — много было ослепших и обожженных горчичным газом, кто-то потерял руку или ногу. Но у многих и разум не выдержал того, что им пришлось увидеть и пережить. Однажды Эмили слышала, как одна сиделка жаловалась другой на шум по ночам — мужчины кричали, когда им снились кошмары, или плакали, словно маленькие дети.

Горничная открыла дверь и провела их в прохладный, отделанный мрамором холл.

— Сестра-хозяйка ожидает вас, мэм. — Она проворно присела. — И просит выпить с ней кофе в ее кабинете.

— Очень мило с ее стороны, — с достоинством кивнула миссис Брайс. — Мы непременно примем приглашение, когда обойдем раненых.

Кексы и печенье были разложены по тарелкам, и мать двинулась вперед как корабль на всех парусах. Эмили поплелась за ней.

— Доброе утро, джентльмены. Отведайте домашней выпечки, пусть она напомнит вам о доме! — провозгласила миссис Брайс, войдя в первую палату. — Да-да, непременно попробуйте булочку с глазурью. Старинный фамильный рецепт.

Девушка старалась не улыбаться — ее мать ни разу в жизни не подходила к плите. Эта палата предназначалась для тех, кто уже окончательно пошел на поправку. Мужчины сидели в креслах или на диванчиках, прикрыв колени пледами, и с интересом посматривали на Эмили.