Терновый Оплот - [7]

Снова глубоко вздохнув, Даг Зорет потер виски обеими руками, вырывая воспоминания. Внезапно, перед глазами встало четкое изображение: красный лист обрамленный зубцами, дрейфовал вниз, исчезая на фоне превосходящей красноты — разорванной груди его брата.

Он развернулся на каблуках, словно пытаясь сбежать от этого ужаса. Запрокинув голову, мужчина уставился на верхушки деревьев. Над местом, где погиб брат, стоял дуб. Возможно, ему следовало прийти осенью, когда листья окрасятся яркими красками. Он слегка улыбнулся этой глупой мысли и отбросил её в сторону, как только она появилась. Он имел право требовать то, что принадлежало ему по праву и мог пользоваться этим. Зачем же ждать?

Но годы изменили и просеяли его воспоминания сквозь мелкое сито, словно лес, смыкающийся кольцом вокруг дома его детства. Для смертного не было ни единого способа получить то, что было утеряно. К счастью, богов проблемы времени и смертности обременяли меньше, и они охотно делились своими откровениями, по одному за раз, со своими земными последователями.

И хотя Даг Зорет боялся поставленной перед ним задачи, руки молодого жреца не дрогнули, когда он вытащил из-под своей фиолетово-черной рясы медальон с изображением священного знака Цирика. Даг Зорет всегда носил цвета своего бога, хотя хорошенько подумал, прежде чем отправляться в путешествие, щеголяя жреческим облачением и символами Цирика. Основываясь на собственном опыте и амбициях, Даг Зорет считал, что люди, не испытывавшие страха или ненависти к жречеству Цирика просто не прожили достаточно долго, чтобы понять его.

Закрыв глаза, молодой жрец сжал медальон в кулаке. Его губы зашевелились. Он читал молитву о божественном заступничестве.

Ответ пришел внезапно, его жестокая сила заставила Дага Зорета упасть на колени и отшвырнула назад.

— Гимн, — пробормотал жрец, раздраженно морщась от боли. — Должно быть, Цирик слышал гимн.

Затем мысли исчезли, унося с собой двадцать лет в бегах.

Он снова был ребенком, опустившимся на колени, но не в молодом лесу, а в темном углу задымленного коттеджа. Маленькие тощие руки вцепились маслобойку, а черные глаза распахнулись от ужаса, когда створки двери раскололись и разлетелись в стороны. Внутрь шагнуло трое мужчин. В их взглядах горело то, что отталкивало и завораживало сжавшегося на полу ребенка. Один из них оттолкнул мать Дага, которая бросилась вперед, чтобы защитить своих детей единственным попавшем под руку оружием — железной сковородой с длинной ручкой. Нелепое оружие выпало из её рук и загрохотало в сторону очага. Мужчина ударил снова, и голова матери запрокинулась. Она тяжело упала на пол, с треском ударяясь о камни камина. На бледном её лице, словно бесстыдный малиновый цветок, расцвело кровавое пятно. Но женщина как-то нашла в себе силы подняться. Она проскользнула мимо человека, который целенаправленно зашагал к колыбели в дальнем конце комнаты. Там лежали сестры-близнецы. Дети визжали от страха и ярости, молотя задымленный воздух своими крошечными розовыми кулачками. Мать бросилась на колыбель, обнимая младенцев руками и закрывая их собственным телом. Она взывала к Тиру. Мужчина вынул меч и высоко занес его над головой. К счастью, маслобойка заслонила взгляд Дага, и он никогда не увидел удара, хотя знал, что означало внезапно воцарившееся молчание. В грубом злом обмене, последовавшим за падением меча, Даг прочел свою судьбу.

Он отпрянул назад, вдавливаясь в ямку, которую его бедная маленькая сестра вырезала в толстой плетеной стене. Здесь был тайник для её «сокровищ» — гладких или блестящих камушков, перьев голубой птицы и прочих маленьких чудес, которые она обнаруживала вокруг деревни. Даг горячо желал, чтобы сестра углубила проход, превратив его в дверь для побега. Затаив дыхание, мальчик пожелал раствориться в щели, тенях и дыму.

Мужчины рыскали по дому. Они выворачивали сундуки и перерывали кровати, спеша найти мальчишку прежде, чем их опередит дым тлеющей крыши. Они не сдвигали маслобойку, вероятно потому что не видели за ней места, в котором мог бы спрятаться ребенок. Наконец, они отказались от поисков, решив, что Даг удрал, как и его сестра.

Она покинула дом задолго до начала пожара. Любопытная, как всегда, она отправилась на разведку, заслышав шум, вызванный приближающимися налетчиками. Она выкрутилась из рук матери и пролезла через небольшое окошко, оставленное незапертым. Её старая ночная рубашка зацепилась за гвоздь. Инстинктивно, она хлопнула ладонью по маленькой малиновой родинке на голом бедре — оборонительный жест, ставший инстинктивным благодаря дразнилкам Дага. Затем, она пропала. Только сверкнули во тьме пятки её маленьких ног, когда она вывалилась наружу. Даг быстро подумал о том, что же с ней стало.

Подождав, пока налетчики покинут дом, Даг выскользнул из своего убежища и пробрался к окну. Он не бросил ни единого взгляда на мать или сестер, все время проклиная себя за трусость. Хотя он был всего лишь ребенком, отец его был великим паладином. Ему следовало сражаться. Он должен был найти способ спасти свою семью.

Тощие детские пальцы тряслись, когда он потянул защелку, державшую ставни. Несколько ужасных моментов он думал, что не сможет открыть окно, что будет вынужден выбрать между смертью в тлеющем доме или объятиями людей, которые явились, чтобы украсть его. Страх придавал ему сил, и он дергал защелку, пока не сбил пальцы в кровь.