Терновая крепость - [32]

Что будет с муравьиным яйцом и что происходит на луне? Почему у орешника зеленые листья и почему он не может стать таким высоким деревом, как дуб? И почему дуб живет двести — триста лет, а помидор только одно лето? Почему черный дрозд зимует здесь, а иволга улетает в Южную Африку? Почему, почему, почему?..

Дюла охотно и много читал, но до сих пор не задумывался над этими вопросами и при чтении не вникал в смысл таких слов, как «зародыш», «личинка», «газ», «турбина», «атом», «радиация» и «электромотор». Из книг он выносил смутное представление о подобных понятиях, но если бы его спросили, что такое атмосфера и что означает «во время оно», он, наверно, ответил бы:

«Так сказать… ну, как бы сказать… словом, как бы…» — после чего окончательно замолчал бы.

Но этот ранний вечер располагал к раздумью, и уединение породило рой вопросов.

«Надо будет потом выяснить, — решил он. — У дяди Иштвана есть энциклопедия».

Он покосился на руку, намазанную маслом.

«Почему мне кожу протирали маслом, а не водой? Почему человека клонит ко сну после обеда? Кто такой был Ловаши? И что такое сон? — размышлял мальчик, глядя на свою правую руку, которой он натягивал лук, и до сих пор чувствовал, как тетива режет ему пальцы. — Сон тоже реальность? Или нет?»

Он начал внимательно рассматривать свою кисть, и взгляд его задержался на ногтях с траурной каймой. «Какие грязные», — удивился он, но не вспомнил о щеточке для ногтей и, к сожалению, не подумал, что грязные ногти — это реальность.

— Дюла! — позвала с порога тетя Нанчи. — Дюла!

Наш Плотовщик неохотно отозвался и, срывая листочки с кустов смородины, побрел к дому.

«Тетя Нанчи всегда найдет повод покричать!» Но он тут же забыл о своей досаде.

— Из сельхозкооператива принесли резиновые сапоги. Примерь. Если не впору, их поменяют. Дядя Иштван прислал.

Дюла сразу вспомнил о Матуле. Только старик мог сказать дяде о раскисших сандалиях и изрезанных осокой, таких тощих ногах.

— Впору. Спасибо, тетя Нанчи. В самый раз.

— Не мне спасибо, сынок, а твоему дяде — это он купил. Да и Матула, конечно, приложил тут руку. У тебя же ноги точно кошки изодрали. А Матула тебе ничего про сапоги не сказал?

— Нет.

— Вот видишь, какой он! Заходит сюда иногда и сидит как глухонемой. Уставится в угол и курит, а потом понадобится мне что-нибудь, а он уже тащит. Но и тогда обронит два слова и опять замолчит. «Вот рыба, — говорит он. — Не соскабливай с нее чешую, а сдери кожу. Жир в нее не клади». Учит меня готовить. Меня! Как-то раз принес рыбу, усача: «Икру выкинь, она ядовитая», — говорит мне. Мне! А потом рта не раскроет.

«Ага! Как видно, и Матула — подданный кухонной империи тети Нанчи, — подумал Дюла, притоптывая новыми сапогами. — Он не обращает внимания на ворчание старухи. Тетя Нанчи бранится, а Матула улыбается, смотрит только, не засорилась ли его трубка».

— Не найдется в кладовке кусочка тонкой проволоки? Надо бы прочистить чубук.

И старушка идет искать проволоку.

Но случается, что она даже хвалит старика.

Матула приносит кошелку, которую он сам сплел.

— Старая-то порвалась.

— Вот уж спасибо, вот спасибо. Я как раз собиралась попросить тебя. Такую аккуратную кошелку, кроме тебя, никто не сделает.

— Какая уж получилась…

Боясь рассердить тетю Нанчи, Дюла решил не упоминать лишний раз о старике. Сам он был в восторге от новых сапог. Ходить в них оказалось очень удобно.

— Я напишу папе, дядя Иштван, чтобы он отдал вам деньги за сапоги, — сказал он вечером дяде, благодаря его за обновку.

— Незачем! На два месяца ты стал моим сыном, но если тебя это не устраивает…

— Устраивает!

— Или ты скучаешь по дому…

— Нет, нет! — испугался Плотовщик. — Я только думал…

— Давай договоримся: о тебе сейчас заботятся три отца, настоящий, дополнительный и названый. Честно говоря, ты должен быть доволен. Придет за тобой завтра на заре названый отец?

— Обещал.

— Прекрасно. Смотри больше не обгорай. Не снимай рубашку, а то будет очень больно. Если возвращаться каждый день домой будет утомительно, так можешь приходить раз в неделю. И если тебе нравится жить в камышах, живи там.

— Его заедят комары, — вмешалась тетя Нанчи.

— Это их дело.

— Дюла расчешется до крови.

— Это его дело. Матулу они жрут семьдесят лет, а он целешенек.

— У меня есть мазь от комаров, — сказал обрадованный Плотовщик, жаждавший приключений; вмешательство старушки он находил теперь излишним.

— Возьмите несколько одеял и пальто. Ночи прохладные, и дождь может пойти.

— А что он есть будет? — воинственно спросила тетя Нанчи.

Тетя Нанчи даст Матуле всякой всячины — и сала, и свиного жира и прочего. Даже перца не забудет. Ловите рыбу. С Матулой ты не пропадешь. А если соскучишься, так придешь домой.

— Не соскучусь! Я сам хотел попроситься, только боялся. Дядя Иштван, можно мне взять с собой книгу Ловаши?

— Бери хоть все, что найдешь дома. Дюла засмеялся.

— Что ты смеешься?

— Куда столько, — вывернулся смущенный Плотовщик, потому что перед его мысленным взором всплыла «Семейная переписка», «обожаемая сударыня» и вычеркнутая Ирма. — Мне хватит одной книги.

— Хорошо. Старик был моим наставником, и я его до сих пор крепко люблю. Он много бродил в камышах и может нарассказывать всяких историй. А теперь пора спать. Прихватите и палинки на случай холодного ливня. А поранитесь, она тоже пригодится.