Терешкова летит на Марс - [28]
— А что?
— Какой-то ты… на взводе.
Странно, если это так заметно внешне.
Данила обложился тяжеленными книгами в бархатных переплетах: эти подшивки «Огонька» собирал полвека назад покойный дед. Их раскопали недавно где-то в недрах квартиры, непривычно для нашего времени полной чуланами.
О, что за изысканное это кушанье! Обложки и вклейки раскрашены в такие цвета, что завораживает зрение и совершенно очаровывает персиковый тон какого-нибудь Мао. А номера года шестьдесят второго, портреты космонавтов? — волшебная же аура, в стране появились особые люди, обожаемые, совершенные — молодые, красивые, с нереально безупречными биографиями, с нереально отретушированными улыбками, — как боги спустились с Олимпа…
И пока Данила взахлеб, с притушенным восторгом рассказывал о находке, о том, как все это интересно, Павел пытался прикинуть: насколько это серьезно. Похоже, бедный Данила просто не знал, чем себя уже увлечь… или отвлечь…
Бедный Данила заметил растерянность, с которой Паша переваливал глянцевые листы, чуть задерживаясь на архитектуре, и неуверенно добавил:
— Ну и продать их, наверное, можно… Дорого…
— Да?
Самые раритетные номера — за март пятьдесят третьего, с очень благородным старым Сталиным, вставшим из-за стола во всю обложку, — были, увы, безнадежно испорчены для продажи: в статьях, в отчете с похорон кто-то — видимо, дедушка — порывисто зачиркал Берию, упоминания, лики, речи…
Сели за пиво, за стол.
— Так чего у тебя случилось? — снова спросил Игорь.
Паша не знал, с чего начать. Эффектное «меня уволили» уже не годилось, так как — формально — ничего такого не произошло, но вместе с тем надо было найти слова, чтобы выразить: крайняя точка пройдена, и дальше по-старому быть уже не может.
Паша собрался с мыслями. Пожалуй, о событиях лучше по порядку:
— Я тут познакомился с одной девушкой… Кстати, очень интересной… Ее зовут Ольга.
— Ого!
Он не сразу въехал, в честь чего такое воодушевление в публике. Вернее, не придал поначалу особого значения всему тому чисто мужскому потоку шуточек, который хлынул в ответ: Игорь, тот только что не подмигивал обоими глазами, а Данила многозначительно пересказал бородатую шутку про байкера, «который так часто дрочил в душе, что, когда начинался дождь, у него вставал». Мораль ясна, и уже звучало вслух что-то в духе «правильно, давно пора, а то все один да один». Паша поздно сообразил и огорчился. За шутками было нечто более печальное. Мысль его друзей: Наташа его бросила. В какие благородные формулы ни облекай. Мысль его друзей: ну и черт с ней. Они действительно ждали от него любой интрижки. Они хотели отомстить ей.
— Так, хорош ржать! — пресек это Паша как можно более жестко. — Я же о серьезных вещах…
И он говорил, говорил — пожалуй, долго. Обо всем: о сегодняшнем скандале и прошедшей ночи… О том, как все к тому шло, как работалось в «АРТавиа», какие порядки, чего он там насмотрелся — за эти два с лишним месяца, наслушался на семинарах. О сытой, самоуверенной роже, в которую хотелось плюнуть.
Слушали молча, с переглотами пива. Видимо, впечатляло. Потом Данила с юмором назовет это «мюнхенской речью», модное словечко тех дней… В какой-то момент Игорь начал расхаживать по кухне, иногда казалось, что он и не слушает: возбужденный, сумасшедший даже взгляд — внутрь себя, нервная взлохмаченность… Иногда казалось, что он отшвырнет табуретку.
— Да это просто не лезет ни в какие ворота! — вдруг заговорил он, с такими бровями, точно радовался удивительному открытию. — Еще они будут вмешиваться в твою личную жизнь! Решать, с кем тебе встречаться, а с кем нет… Еще они будут тебе все портить!
Паша на это терялся, даже возражал с предательской неуверенностью в голосе:
— Нет, ну при чем здесь личная жизнь? То есть, конечно… Но это было не совсем то…
— Спокойно. — Данила весело, плакатно выставлял ладонь. Он вообще как-то оживился, будто нащупал почву под ногами — после кисельности последних дней. — Разберемся. Чего такого-то? Свидание с девушкой, все путем…
— Да какое свидание! — пытался слабо протестовать Павел, но его прерывал уже Игорь:
— Они же совсем офигели! Авиакомпания, блин! Золотые карты! Да это же все вранье! Они же просто грабят людей, гребут лопатой, все это чистый, грандиозный обман. Ты же помнишь, что нам летчики в Москве рассказывали?
Вообще-то, конечно, справедливости ради стоило возразить, что полупьяные ужасы, слышанные в общаге, — это особый застольный жанр (можно сказать — плач), и все рассказанное лучше делить на два. Как рыбаки меряют руками былой улов, так эти меряли, условно говоря, дырки в дюралюминии. Но, во-первых, хоть и с преувеличениями, но это все равно слишком походило на правду. А во-вторых — возражать не хотелось. Разливалась какая-то почти забытая эйфория братства. После всех сегодняшних потрясений Пашу переполнял внезапный восторг.
— …Ты их вообще не должен слушать! — витийствовал Игорь, прерывая обходы кухни только затем, чтобы хлебнуть пива. — Наоборот, надо сопротивляться! Еще чего, будут они тобой командовать… Пусть утрутся! Тебе что, это надо? Эта работа?
— Да пошли они на фиг! — Паша раздухарился. — Это же реально все жульничество! Я что, жулик? Я честный человек!
Главный герой нового романа Игоря Савельева, студент Кембриджа Алекс (Алексей Николаев) не афиширует, что он сын могущественного российского чиновника. Но вдруг его срочно вызывают на родину. Желание отца, наконец, поговорить и расставить все точки над «i»? Шанс для Алекса разобраться с подростковыми травмами? Или всё это – грязная игра спецслужб?«Фантасмагоричная жизнь путинского “нового дворянства” с самого начала предсказуемо привлекала к себе внимание крупных сатириков – которые разоблачали, бичевали и высмеивали ее. Но лишь Савельеву удалось то, что не удавалось ни Пелевину, ни Доренко, ни Сорокину, ни Проханову, – перевести на язык художественной прозы главную фразу десятых годов: “ОНИ О..ЕЛИ”». Лев Данилкин.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Савельев Игорь Викторович родился в Уфе в 1983 году. Аспирант кафедры русской литературы и фольклора Башкирского университета. Печатался в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Урал” и др. Живет в Уфе.
Главный герой романа Кирилл – молодой инженер авиации – вынужден постоянно задавать себе вопрос: кто он? Почти античный герой, «повелитель молний», как его уже начинают называть, молодой гений – продолжатель традиций Туполева и Королева – или лузер по меркам современной Москвы и России?.. Любящий и заботливый муж своей беременной жены – или человек без сердца и совести?.. Служитель великого дела – или бездельник из умирающей советской конторы?Цитаты из книги:Вглядываясь в своё отражение, бледное, непрорисованное, поверх которого шли буквы: «Не прислоняться» – и царапинами киноплёнки бежал тоннель, Кирилл подумал, что больше всего его пугает… пожалуй… неопределённость.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вокруг модного режиссера сгущаются тучи: ему вот-вот предъявят обвинение в растрате, спектакль упрекают в «клевете на Родину», а фильм «развращает молодежь». Среди тех, кому заказана кампания против режиссера, — тележурналист Олег. Когда-то рванувший в Москву на заработки, он остро переживает сомнения в правильности выбранного пути и одиночество. Всё меняется, когда он встречает свою бывшую девушку, загадочную Газозу, которая тоже вовлечена в большую игру с «подставой» режиссера…
В эту книгу входят два произведения Ильи Эренбурга: книга остроумных занимательных новелл "Тринадцать трубок" (полностью не печатавшаяся с 1928 по 2001 годы), и сатирический роман "Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца" (1927), широко известный во многих странах мира, но в СССР запрещенный (его издали впервые лишь в 1989 году). Содержание: Тринадцать трубок Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эту книгу можно использовать как путеводитель: Д. Бавильский детально описал достопримечательности тридцати пяти итальянских городов, которые он посетил осенью 2017 года. Однако во всем остальном он словно бы специально устроил текст таким намеренно экспериментальным способом, чтобы сесть мимо всех жанровых стульев. «Желание быть городом» – дневник конкретной поездки и вместе с тем рассказ о произведениях искусства, которых автор не видел. Таким образом документ превращается в художественное произведение с элементами вымысла, в документальный роман и автофикшен, когда знаменитые картины и фрески из истории визуальности – рама и повод поговорить о насущном.
Роман «Конец века в Бухаресте» румынского писателя и общественного деятеля Иона Марина Садовяну (1893—1964), мастера социально-психологической прозы, повествует о жизни румынского общества в последнем десятилетии XIX века.
Эти дневники раскрывают сложный внутренний мир двадцатилетнего талантливого студента одного из азербайджанских государственных вузов, который, выиграв стипендию от госдепартамента США, получает возможность проучиться в американском колледже. После первого семестра он замечает, что учёба в Америке меняет его взгляды на мир, его отношение к своей стране и её людям. Теперь, вкусив красивую жизнь стипендиата и став новым человеком, он должен сделать выбор, от которого зависит его будущее.
Писатель Дмитрий Быков демонстрирует итоги своего нового литературного эксперимента, жертвой которого на этот раз становится повесть «Голубая чашка» Аркадия Гайдара. Дмитрий Быков дал в сторону, конечно, от колеи. Впрочем, жертва не должна быть в обиде. Скорее, могла бы быть даже благодарна: сделано с душой. И только для читателей «Русского пионера». Автору этих строк всегда нравился рассказ Гайдара «Голубая чашка», но ему было ужасно интересно узнать, что происходит в тот августовский день, когда герой рассказа с шестилетней дочерью Светланой отправился из дома куда глаза глядят.
В эпоху всемирной глобализации, интернетизации и эгоцентризма очень трудно жить и не ожесточиться сердцем, сохранить способность искренне сострадать ближнему своему и делить все в мире не на один, а хотя бы на два. На себя и еще кого-то, кто тебе дорог и ради кого ты можешь пожертвовать чем-то важным.Дарьяна Антипова написала книгу о нашей современности, увидев ее жадными глазами счастливого и незлопамятного человека.
«Сказка – быль, да в ней намек», – гласит народная пословица. Героиня блистательного дебютного романа Ады Самарки волею судьбы превращается в «больничную Шахерезаду»: день за днем, ночь за ночью она в палате реанимации, не зная усталости, рассказывает своему любимому супругу сказки, для каждой придумывая новый оттенок смысла и чувства.И кажется, если Колобок спасется от Лисы, если Белоснежка проснется от поцелуя прекрасного принца, однажды и любимый человек выйдет из комы, снова станет жить полноценной жизнью…
Два обаятельных и неотразимых молодых прожигателя жизни Вадик и Славик с детства неразлучны. Они вместе взрослели и вместе начали взрослые и опасные игры в любовь. Легко ли соблазнить счастливую замужнюю молодую маму? И стоит ли заботиться о ней, соблазнив и бросив на произвол судьбы? Игры бодрят, но однажды донжуаны столкнутся с настоящим испытанием. И после него слово «любовь» приобретет для них новый смысл.