Теремок - [9]

Док глубоко вздохнул и поспешно поднялся наверх, а Серьга, спеша за ним, пробормотал:

— Хорошо, нашего Будумамика не взяли.

Док был с ним полностью согласен.

— Классная она девка, — продолжал Серьга, обгоняя его и чутко к чему-то прислушиваясь, словно пёс, — нам повезло, могла бы попасться какая-нибудь тупая пизда.

Док опять согласно кивнул, но невольно покривился. Он, чёрт возьми, любил женщин. Искренне любил, они его умиляли именно своей несхожестью с мужчинами. Он знал, что, становясь их врачом, автоматически становится и объектом какого-то экзальтированного поклонения, кабинет в клинике всегда был завален ненужными подарками, будто в музее «Поля чудес». Ещё в своём уязвимом и зависимом положении все его пациентки будто бы превращались в маленьких девочек, взирая на него робко, как на строгого отца.

И уж конечно, ни одну из них у него язык бы не повернулся даже мысленно обозвать тупой пиздой.

Серьга это замешательство, конечно, заметил, но ничего не сказал. Они ещё немного постояли в холле, оглядывая следы произведённого тут кем-то, — наверняка бесами, кем же ещё — разгрома: перевёрнутая мебель, разодранные занавеси и шпалеры, изгаженный ковёр. Всё провоняло тухлятиной — в кухне испортились продукты, подумал Док почти с надеждой на это.

И правда, там потёк лишённый электричества морозильник. Но обычной картошки не нашлось нигде.

Они вышли во двор, к пролому в ограде.

— Бесы напали на них, но, может быть, кто-то уцелел и успел выбраться? — с надеждой предположил Док.

Серьга почесал безжалостно обкорнанный Лией затылок, — та недавно самолично взяла в руки ножницы, чтобы привести своих «мальчиков» в порядок, — и с сожалением сообщил:

— Если это тот лексус, который я на выезде видел улетевшим в кювет, то нет, они не выбрались.

Док кивнул, принимая ответ, и предложил:

— Давай не будем заходить в особняки.

— Пошли туда, где жили крестьяне, — подхватил Серьга. — И правда. Но я думал, ты хочешь посмотреть, что стало с твоими соседями.

Док устало пожал плечами:

— Уже ясно, что с ними стало. Будем прицельно картошку искать.

На окраине посёлка, в «крестьянских» домах они тоже не встретили никого: ни людей, ни бесов, ни даже домашних животных. Очевидно, бесы с не меньшим удовольствием, чем людей, жрали котов, собак, коз и кур.

Но картошку Серьга с Доком действительно нашли — на чужих кухнях и в гаражных погребах. Набили ею полные рюкзаки. Серьга ещё скоммуниздил, как он выразился, двухлитровую банку огурцов, которую тащил, весело насвистывая. Доку же хотелось скрипеть зубами и материться от осознания несправедливости всего этого: пустых домов, иногда с окровавленными кучами костей на полу, иногда с подсохшими зеленоватыми лужами — там, где распались до молекул бесы. За что?! Кто сотворил всё это?

Серьга, завидев, что Док помрачнел ещё больше, прибавил шагу и озабоченно проговорил:

— Чёрт, я вот тоже думаю, всё-таки надо было девку с собою брать. На глазах целее была бы. Чего-то я очкую, Док.

— Твою мать, — только и вымолвил Док, сообразив, что они шляются уже невесть сколько. — Возвращаемся!

К своему дому они подбегали, задыхаясь. Док весь вспотел от липкого неотступного страха, представляя себе, что непонятно откуда взявшиеся бесы (а они всегда брались непонятно откуда) перебрались через ограду, несмотря на удары тока и выстрелы из дробовика. Прикончили собак, а потом разорвали Лию на куски, превратив в такую же кучу кровавых ошмётков, какие они только что видели в чужих домах и дворах.

Остановившись у ворот, Док согнулся пополам, едва переводя дух. Серьга же вскинул вверх дуло своего ружья и пальнул в воздух, это и был условный сигнал. Система зажужжала, защёлкала, створка ворот откатилась в сторону, и Серьга с Доком ввалились внутрь периметра.

Лия, плача и смеясь, неслась им навстречу, переваливаясь как утка, неслась взапуски с собаками. Она была жива и цела. Док едва не сел на землю — подкосились ноги от облегчения и усталости.

— Я… — выталкивала из себя Лия, задыхаясь. — Никуда вас больше одних не отпущу! Вы куда подевались? Вы где торчали? Торчки не-несчастные! — она сердито высморкалась. — А… вы картошку нашли?

— Картошку — да… а из людей никого, — прохрипел Док, а Серьга торжествующе потряс своим рюкзаком и булькающей банкой с огурцами, которую он, несмотря ни на что, не бросил.

— Огурчики! Картошечка! Под водочку! — жизнерадостно провозгласил он.

— Я вам дам водочку! — всполошилась Лия, мгновенно придя в себя. — С ума сошли?!

— Я до конца жизни напился, — пробормотал Док, вспомнив своё сидение в подвале в первые недели после Заражения. — Ну нафиг.

— Но ты, если хочешь, выпей, — смилостивилась Лия, поглядев на Серьгу, а тот не на шутку оскорбился:

— Я не алкаш, чтобы в одно рыло сидеть-бухать! — он осёкся, покосившись на Дока.

На том инцидент был исперчен, как писал пролетарский поэт. И их жизнь опять покатилась привычным чередом в ожидании копки огорода, лета, Лииных родин. Стремительно теплело, птицы орали как потерпевшие, купались в лужах, и Лия бросала им с крыльца взявшуюся червячками крупу.

В таком вот неопределённо зыбком страусином положении они провели ещё три недели. То есть срок Лииной беременности перекочевал к концу тридцать пятой недели, когда в их барсучьей норе появились Вера и Ярик.