Теранезия - [14]

* * *

Прабир проснулся посреди ночи, в животе у него урчало. В полусне, пошатываясь, он побрел в уборную. Он периодически страдал от поносов с тех пор, как они начали питаться доморощенным ямсом, но раньше никогда не просыпался от этого.

Он сел в темноте, чуть-чуть приоткрыв дверь. От перерабатывающего бака рядом с ним исходил слабый гул электропривода. Он быстро облегчился, но боль в животе не прошла. Его дыхание было странным, намного чаще обычного, но когда он пытался дышать медленнее, боль усиливалась.

Он вымыл руки и вышел на середину кампунга. Сквозь зазоры между деревьями открывался как будто вид в открытый космос. В Калькутте звезды казались ручными, почти искусственными — тусклой попыткой дополнить уличное освещение. Здесь они никому не могли показаться созданными человеком.

Он вернулся в гамак; боль не затихала. Он не чувствовал позывов к рвоте или поносу, но желудок скрутило, как будто его поймали на месте преступления. Но Прабир не чувствовал себя виноватым в чем-то особенном. Он не дразнил Мадхузре сверх меры и не слишком расстраивал мать. Но, он же компенсировал это им обоим, не так ли?

Когда он впервые появился на острове и незнакомые звуки будили его ночью, Прабир плакал, пока не приходил отец и укачивал его. Так продолжалось неделями, хотя последние несколько ночей он плакал уже по привычке, а не из страха. В конце концов одного лишь знания, что отец придет, если понадобиться, стало достаточно; Прабир решил больше не испытывать его, только ради того, чтобы ощущать себя в безопасности.

Но теперь он был слишком взрослым, чтобы звать Па. Он должен найти другой способ позаботиться о себе.

Прабир выскользнул из гамака и подошел к входной двери-ширме. Домик бабочек находился прямо напротив, серый и нечеткий в тени. Он знал, что дверь должна быть закрыта на засов, чтобы внутрь не забрались животные, но не заперта на ключ. Здесь вообще ничего не запиралось.

Под коленками выступил холодный пот. Прабир смочил пальцы и понюхал их — запах репеллента стал настолько привычным, что он едва его замечал. Но он сомневался, что кому-то из близких этот запах покажется настолько резким, что пару капель смогут его выдать. Он выскользнул наружу через слегка приоткрытую дверь и направился через кампунг, тихо ступая босыми ногами по хорошо утрамбованному грунту. Он решил действовать до того, как передумает. Добравшись до домика бабочек, он не колебался, и открыл задвижку одним плавным движением. Но едва он начал тихонько толкать дверь вся панель из стекловолокна предупреждающе заскрипела, вибрируя все сильнее, оттого что нижняя часть цеплялась за пол. Прабир вообще-то знал, как избавиться от скрипа — дверь в кухню издавала такой же шум — но замер на несколько ударов сердца, прислушиваясь к звукам, доносящимся из домика родителей. Затем решительно потянул дверь. Панель отогнулась достаточно, чтобы появился достаточный зазор, и ничто больше не нарушало тишину, кроме легкого дыхания ветерка.

Прабир видел большую часть внутреннего помещения домика при дневном свете через окно, но не старался запомнить его планировку. Он стоял в проеме двери, оценивая, насколько хорошо адаптируются глаза. Где-либо еще такого и не понадобилось бы — он смог бы пройти с закрытыми глазами. «Это мой остров», прошептал Прабир. «Вы не имеете права запрещать мне входить» Еще только произнося эти слова, он уже знал, что они несправедливы — он никогда не возмущался из-за запрета на вход в домик бабочек — но уже не мог избавиться от случайно пришедшей в голову отговорки.

Перед куском пола с метр или около того, серого в свете звезд, было что-то, в чем угадывалась его собственная тень, неузнаваемо слабая и расплывчатая. Темнота впереди оставалась непроницаемой. Включать свет было бы безумием — на окнах не было ни ставен, ни жалюзи — весь кампунг оказался бы освещенным. С таким же успехом можно было посветить факелом в лицо отцу.

Он сделал шаг внутрь. Двигаться на ощупь с распростертыми объятиями означало отправить все стеклянную посуду на пол, поэтому он медленно вытянул руку недалеко перед собой, подняв ее чуть выше пояса. Он медленно двигался вперед, по ощущениям — около минуты, прежде чем пальцы натолкнулись на покрытую пластиком плиту ДСП. Из такого же материала была сделана вся фурнитура: его письменный стол и стол, за которыми они ели. Если только он не сбился с направления, то это был лабораторный стол, протянувшийся в длину через весь домик, почти деля его пополам. Прабир глянул через плечо: вроде бы он шел прямо, не сворачивая. Понадобилось некоторое время, чтобы исчезло серое остаточное изображение двери, но после он все равно ничего не видел впереди. Он повернул налево и пошел вдоль стола, слегка скользя правой рукой по поверхности, а левую выставив вперед, чтобы не натолкнуться на препятствие.

Обойдя стул и кресло на колесиках, Прабир подошел к участку стола, освещенного звездным светом, падающим из окна. Он неуверенно провел правой рукой по слабо освещенному участку, только больше запутавшись в неясных тенях и нечетких поверхностях. Его рука коснулась изогнутого холодного металла. Микроскоп. Он почувствовал запах смазки на кремальере; это был особый, навевающий воспоминания, запах.