Теплый пепел надежд - [49]

История самая обычная, в конце которой Сонька оказалась на улице, пьяная, избитая…

Она побывала замужем, родила девочку, муж совсем опустившуюся Соньку прогнал, бабка померла. Ее собрались выкинуть из комнаты, но Сонька успела ее продать за смешные деньги, на которые пила с забулдыгами неделю.

После этого по настоянию свекрови и бывшего мужа ее лишили родительских прав. Так в чем есть оказалась она на улице. Однако судьба ее почему-то хранила: в компании мужиков из пивной, далеко от своего родного района — Ухтомки, она нашла себе нового мужа. В нее влюбился вполне приличный мужик, скорее все же дебил. Он привел ее в свой дом, с которым наша Софья тоже сотворила нечто замечательное.

Мужа своего, Евгения, а теперь Барбоса, она быстро споила на его же деньги. Его выгнали с работы, они остались без денег.

Сонька стала уже Зофьей, ибо муж ее и был тем шляхтичем; мама его уехала во времена демократии на родину, в Польшу, куда звала и Женю. Он собирался туда отбыть, но помешала женитьба.

Мама Жени приезжала в Москву. Побившись в истерике после увиденного и едва не схватив инфаркт, она отбыла в Польшу и постаралась забыть, что в России у нее остался сын…

Когда продавать стало нечего, а выпить было невтерпеж, Сонька продала и эту хату. Обещанная взамен квартиры «прекрасная комната» с доплатой оказалась пятиметровой кухней в доме, выкупленном фирмой. В пьяном бреду «шляхтичам» казалось, что живут они по-царски, почти весь дом их (кое-кто еще не выехал, и ремонта фирмачи не затевали). Барбос обожал свою Зофью, лучшей жизни, по его словам, у него никогда не было.

Дом этот находился почти напротив Курского, и «шляхтянка» Зофья ошивалась там днями, а часто и ночами. Иногда ей платили, мизер, чаще били, а когда удавалось, она выгребала у мужиков все, бросив для этого в стакан собутыльника таблеточку, самую дешевую, но действенную.

Иногда приводила парочку на ночь — в квартире комнат было навалом.

Так они и жили. Барбос последнее время был плох — слабо видел и слышал, частенько отказывали ноги. А Зофья была бодра и весела, как птичка, всегда готовая к новым приключениям.

Вот в такие руки и попала наша Сонечка. Вид Зофьи ее шокировал, но она ведь ведет Сонечку в семейный дом, чего же бояться?..

И все же Сонечка была рада, что так быстро решился вопрос с ночевкой! А возможно, с жильем и с работой. Хорошо, что Зофья не задавала ей вопросов (кроме денежных).

Они довольно быстро пришли на место. Дом был огромный, серый и мрачный, кругом только вереницы стоявших машин. Тоска навалилась на Сонечку, она вдруг подумала, что пропадет здесь… Никто никогда не увидит ее, исчезнет она из этого мира.

На третьем этаже когда-то роскошного особняка Зофья открыла высокую дверь. Открылся огромный коридор. Миновав огромную же грязную, пустую кухню, они вошли сначала в комнатку, где на раскладушке кто-то спал, а потом в маленькую кухоньку. Там стояли стол, два стула, в угол была втиснута тахта на кирпичах, а рядом примостились две книжные полки.

На тахте под лоскутным одеялом лежал худенький, как подросток, мужчина. Личико его с обвисшими, обсосанными усами было крошечным, сморщенным и безумным.

— Зосечка, Зосечка пришла, королева моя… — запричитал он тонким голосом.

Сонечка, как только они вошли в подъезд, начала падать духом… Так вот какой муж у этой Зофьи!.. И какая квартира! И какая она сама!

Соня была в ужасе и не знала, как ей бежать… Хотя кто ее в Москве ждет?..

Зофья ворковала с Барбосом, а тот смотрел на нее как на ангела-хранителя.

— А водочки у нас нету?.. Трясун, мать его…

— Нету, но будет, — уверенно ответила Зофья.

Хозяйка «дома» вызвала Сонечку в другую комнату, где на раскладушке кто-то спал.

— Сонь, сегодня мой Барбосик плох, сама видишь, ему похмелиться надо. Ты мне сейчас денег дай, я за водкой сбегаю и хоть колбаски ему куплю, тогда и поговорим по-хорошему, за столом, — выпалила Зофья.

Сонечка еще больше заледенела, она уже начинала понимать, что в этом «доме» нельзя рубля показывать… Как быть?

Зофья горящими глазами шарила по Сониной фигуре, пакету. Потом она решила, что девке надо дать свободу, пусть достанет из порток тряпочку с бабками. Зофья — женщина приличная, красть не станет! Надо, попросит взаймы, в счет проживания. Она скрылась в своих апартаментах.

Человек на раскладушке не шевелился, и Соня достала сверточек из пакета. Она даже толком не успела рассмотреть, какие у нее купюры. Оказалось, пятидесятки и две десятитысячные.

Вошедшая тут же Зофья выхватила из рук Сонечки две десятки и, выбегая, крикнула:

— Маловато, ну да ладно, потом добавишь!

Вернулась она скоро.

— Пошли, — позвала Зофья, — чего тут стоишь как неродная? Я этого, — она кивнула на раскладушку, — выкину скоро, разоспался, блин горелый…

Сонечка пошла за ней, стараясь не смотреть на Барбоса, который внушал ей непреодолимый ужас.

— Садись. Ща все и сделаем… Заснул, бляха-муха, не дождался.

Зофья грохнула на стол бутылки, заткнутые газетой.

Сонечка смотрела на муть в бутылках с ужасом.

Хозяйка, заметив этот взгляд, прикрикнула:

— Не отрава! Дед у нас клевый! Свою гонит, это тебе не технарь! — Подразумевалось, что не технический спирт.