Теплый пепел надежд - [40]

— Потеряла, что ль? — спросила она у девчонки. — Полтинник дашь, я тебя к себе возьму.

Сонечка дала десять долларов. Проводница, оставшись довольна, проводила ее к себе в купе.

— До Москвы?

— Нет, до Пушкина. — Соня не знала ни одного подмосковного городка, но подумала, что Пушкин-то обязательно должен быть. И не ошиблась.

— Ну, все одно до Москвы, там пересадка. Знаешь хоть, как?

— Знаю, — ответила Сонечка, чтобы та отстала.

О чае для пассажиров тетка не беспокоилась, но народ ходил и просил, и ей это надоело. Она рывком включила титан и, посчитав свои обязанности законченными, выпила водочки полный стакан, не преминув предложить и Соне. Та отказалась. Проводница завалилась спать, не удосужившись раздеться. Сонечке это было на руку. Под завывающий храп проводницы она, забравшись на вторую полку, просмотрела наконец свой пакет.

Шляпа превратилась в комок, платье было все забрызгано кровью. Странно, но эти темные подсыхающие полосы не вызвали у Сонечки ни страха, ни отвращения. Ни-че-го! Будто смотрит на жутко грязные вещи, предназначенные на выброс.

И слез не было. Сонечка седьмым чувством поняла, что плакать в новой своей жизни, которую она совсем себе не представляет, она не будет.

Остальные вещи были взяты ею на случай варианта с Каракорами: кофточка вязаная, джинсы, пакет трусиков, шелковый платочек на голову, три майки, босоножки и деньги. Все.

Соня собиралась несерьезно. Она почти уверена была, что все будет, как она задумала! А получилось хуже некуда!..

Теперь она — вне общества, криминальное существо, и надо всегда помнить: оставлять следов нельзя. Пока все эти новые установки были придуманы наскоро, она еще находилась в шоковом состоянии: он вошел в комнату, обернулся, увидел ее, в глазах его вспыхнуло счастье; потом, когда он закрылся руками, а она резала и резала ножом по лицу, рукам, не помня себя от ярости и обиды.

Тогда она плакала…

Сонечка увидела на столике внизу большие ножницы и, обрадовавшись находке, стала с каким-то наслаждением кромсать платье, туфли, шляпу… Завернула обрезки в газету, сделав тючок. Эти останки жгли руки, наваливался ужас: ее уже, наверное, ищут. Соню-убийцу. Уродливую убийцу.

Что она убила Макса, Соня не сомневалась.

От произнесенного слова — «убийца» — она вздрогнула, вдруг возникло ощущение того, как нацеленный ее рукой нож входит в упругое тело… Она затрясла головой и, схватив тючок с обрезками, вытолкнула в окно. Избавилась от улик, подумала она.

Однако ощущение ножа в руке не проходило.

Она взяла со столика остатки водки и выпила полстакана.

Водка подействовала почти сразу, все чувства исчезли, и она провалилась то ли в сон, то ли в пьяное беспамятство — водку она пила впервые.

Макс очнулся оттого, что у него нестерпимо болели лицо и руки.

Сначала он ничего не помнил. С досадой подумал о том, что, видно, вчера здорово разбился где-то: то ли у Мишки на помолвке, то ли еще где… Хотел поднять руку, чтобы ощупать свою разбитую физиономию, но рука была неподъемной. Он ощутил чудовищную слабость, а на лице тяжесть и скованность. Повязка?..

И тут все высветилось. Макс, вспомнив мельчайшие детали вчерашнего, а может быть, далекого вечера, почувствовал прилив к больной голове бешеной крови.

От злобы и жажды немедленной мести он застонал — вовсе не от боли, как подумала сестричка, дежурившая у него в палате. Валерка хорошо платил ей.

— Что с вами? Вам плохо? Сделать укол? — подскочила она к нему.

— Не надо… — еле произнес Макс сквозь щель в марле. — Позови… кого-нибудь…

— Врача? Сейчас… — сестричка бросилась к двери, но Макс, злясь на ее услужливость и дурость, остановил ее: — Не врача. Дядю, Москви-ти-на…

Сестричка выбежала. Вернувшись вскоре, она, наклонившись к Максу, затараторила:

— Я дозвонилась. Ваш дядя будет через десять минут.

Ее слова отдавались в голове, как удары молота.

— Замолчи… — прошептал он.

Она обиженно замолчала, сев на стульчик рядом с кроватью. От сестрички пахло такими резкими духами, что у него мутилось в голове и желудке.

— Слу-шай… Как тебя…

— Света, — тут же откликнулась она.

— Уй-ди. Ты мне… не… нужна… — снова прошептал Макс.

Света совсем обиделась. Не желая терять такой заработок, она, поджав густо накрашенные губки, возразила:

— Не вы меня нанимали, не вам меня гнать. Тоже мне! Чуть с того света выглянул и уже претензии выставляет!

Макс хотел ответить ей как надо, но сил не было, и он просипел:

— Подальше сядь…

Она сначала не поняла, но он снова просипел: «По-даль-ше…», и она пересела к столику в углу палаты.

Макс пытался обдумать, что скажет дяде, но так болела голова и саднило лицо, что он едва мог соображать… Пожалуй, укол ему сейчас не помешает, он слабо окликнул сестричку.

Света тут же подошла, но вид у нее был оскорбленный.

— Что нужно? — спросила она холодно.

— Укол. Болит. Очень… — приказал Макс.

Света была все же неплохой сестрой милосердия, потому что очень споро и без боли сделала ему укол в вену, дала какие-то таблетки, и он поплыл…

Появились картинки, цветные, яркие: он на лодке плывет по пруду с лилиями, лебедями, напротив сидит девушка, опустив руки в воду, и смеется. Солнце светит в лицо… Белая шляпа с синей шелковой лентой…