— Куда пойдём? — ворчливо спросил Вэнтедж.
— Об этом поговорим, когда выспимся, — важно произнёс Маррапер. — Сон сейчас — самое главное. Разбудите меня, если заметите кого-либо за дверью, но только без ложной паники. Я бываю очень недоволен, когда нарушают мой сон.
Он разлёгся в углу, оттолкнул сломанное кресло, которое ему мешало, и начал готовиться ко сну. Без колебаний все последовали его примеру, только Роффери с неприязнью следил за ними. Все уже лежали на полу, когда Вэнтедж нерешительно заговорил:
— Отец Маррапер… — В голосе его звучала просьба. — Ты не хотел бы помолиться о целостности наших шкур?
— Я слишком устал, чтобы заботиться о целостности чьей-либо шкуры, — ответил Маррапер.
— Коротенькую молитву, святой отец.
— Ну, как тебе угодно. Дети мои, пространства для нашего «я», помолимся.
Лёжа на грязном полу, он приступил к молитве. Сперва в словах его не было особой силы, но по мере того, как приходило вдохновение, молитва обретала все большую страстность.
— О Сознание, вот мы, недостойные, чтобы быть семенем Твоим, ибо много грехов в нас и не стараемся мы достаточно, дабы отринуть их от себя, хотя в том долг наш. Мы бедны, и скудна жизнь наша, но обладая Тобой, мы не лишены надежды. О Сознание, стань бдительным опекуном пяти утлых судёнышек сих, поскольку надежда сейчас больше нужна нам, гребцам, нежели тем, кто остался в покое, и посему больше в нас места для Тебя. И поскольку мы знаем, что как только станет Тебя не хватать, объявится Твой враг, Подсознание, то позволь верить нам, что мысли наши будут обращены только к Тебе. Сделай ноги наши быстрыми, руки сильными, взор — острым и гнев наш — яростным, чтобы могли мы победить и уничтожить тех, кто осмелится нам мешать. Позволь одолеть и поразить их! Позволь развесить их кишки по всему кораблю! Позволь, чтобы мы дошли до конечной цели, полные Тобой и верные только Тебе. Позволь, чтобы Твоя искра горела в нас, пока не осилят нас враги, и не настанет наше время отправиться в Долгое Путешествие…
Акцентируя молитву, священник приподнялся, сел и вознёс руки вверх — это движение повторили за ним все — а под конец расправил плечи и, согласно с ритуалом, провёл пальцем поперёк горла.
— Ну а теперь заткнитесь, — закончил он, уставившись в угол.
Комплейн лежал, привалившись к стене и положив голову на котомку. Обычно он засыпал легко, как зверь, минуя состояние дремоты между сном и бодрствованием, но в этом непривычном окружении он лишь лежал с закрытыми глазами и пытался думать. Мысли эти, собственно, были лишь обобщёнными фразами: пустой матрас Гвенны, Маррапер, победно возвышающийся над трупом Циллака, Мёллер и крыса, появившаяся под его пальцами, решётка Баррикады, стражник Твеммерс, бессильно опускающийся на руки Маррапера… Все эти картины связывало то, что они касались лишь того, что уже было, будущее же не порождало никаких образов.
Теперь же он стремился к какой-то неведомой цели, вступал во тьму, о которой говорила и которой так боялась его мать. Он не делал никаких выводов, не тратил времени на предположения, наоборот, что-то вроде надежды пробудилось в нем согласно популярному тезису, который гласил: «Дьявол, которого ты не знаешь, может победить того, который тебе знаком».
Прежде чем заснуть, он ещё мог видеть слабо освещаемую из коридора комнату, вековые заросли в проёме приоткрытой двери. В постоянной и безветренной духоте был слышен непрестанный шум водорослей, изредка раздавался тихий треск, когда семя падало на пол. Растения росли так быстро, что когда Комплейн проснулся, молодые побеги были на десяток сантиметров выше, а старые скопились вокруг преграды, какой являлась для них дверь. Скоро и те и другие будут уничтожены тьмой. И все же, постоянно наблюдая за этой волной, он не понимал, до чего это напоминает человеческую жизнь.
— А ты храпишь, святой отец, — дружелюбно заметил Роффери, когда они с началом новой яви сидели за завтраком.
Их взаимные отношения подверглись каким-то неощутимым изменениям, словно во время сна подействовала на них какая-то колдовская сила. Чувство, что они беглецы, пресытившиеся жизнью в Кабинах, исчезло. Беглецами они, разумеется, так и остались, но лишь в том смысле, в каком все мужчины стремятся к бегству; но в первую очередь они ощущали связь, объединившую их и противопоставившую всему остальному миру. Дежурство пошло на пользу душевному состоянию Роффери, который теперь притих и сделался почти послушным. Из всех пятерых, казалось, только с Вэнтеджем не произошло перемен.
Его характер, постоянно подвергавшийся разрушительному действию одиночества и самоунижения, словно деревянный столб посреди беснующегося водяного потока, не был способен ни к каким изменениям. Вэнтеджа можно было либо убить, либо полностью сломить.
— За эту явь мы должны уйти как можно дальше, — сказал Маррапер. — В следующую сон-явь будет как всегда темно, а путешествовать в такую пору не рекомендуется, так как фонарики могут выдать наше присутствие. Однако перед тем, как мы отправимся, я бы хотел обрисовать наши планы, а для этого мне придётся рассказать кое-что о корабле.
