Теперь я стеллинг! - [73]

Очки маны (ОМ) — 18/18…

…Отчаяние — 7/14 — Кома / почти клиническая смерть (*Наряжается в рясу кардинала, кладёт на кафедру Моноблию и готовится отпевать камикадзе*)…

…семь очков, да?.. Игры с отчаянием — Дух.

После этого мир для меня окончательно и бесповоротно померк.

Тьма, заполняющая собой всё вокруг. Вязкая, будто смола, она впитывалась в кожу, она варила меня и плавила, точно бы горячий, жидкий металл, вливаясь чёрным и нескончаемым потоком в моё тело, сознание. Я уже готов был задохнуться, захлебнуться, за… в любом случае, я не знаю, сколько оно продолжалось. Внезапно, я открыл глаза.

Где я? — Это первое, о чём я подумал увидев чёрную траву. Я приподнялся:

Поле — бескрайнее, на сколько хватало глаз. Странное, чёрно-белое поле, с ярким контрастом смолисто-чёрного и сверкающе белого. Цветы. Повсюду были цветы, напоминавшие мне первоцветы, такие же аккуратные, на невысоком стебельке, растущие компактными группами, только чёрно белые. Я поднял глаза. Небо. Ясное, чистое, но цвета пепла. Ветер, казалось бы, покачивал примулы, скользя между их ветвей и поднимая в воздух серую пыль, но на самом деле ветра не было. По крайней мере я его не ощущал. Куда бы не кинул взгляд — бесконечная серость, чёрная, белая, иногда грязная, но серость.

— Параметры!.. — наконец, крикнул я, сочтя, что в достаточной мере осмотрелся. Однако…

*?с:%(ые№%пм?не№*(")*;ны^%^*)зф)))ие#бо…

Сообщение, которое, пыжась, выдала мне Система, было блеклое, покрытое рябью, да и просуществовало совсем недолго. Больше всего оно напоминало телевизор советских времён с выткнутой антенной — тот же самый набор шумов: шипение, треск, хаотически сменяющих друг друга.

Внезапно, вдалеке я приметил фигуру, присевшую к первоцветам. Я уверен, готов был поклясться, что миг назад тут никого не было; однако вот, она здесь, на вид вполне живая, во плоти и крови, наблюдавшая за покачивающимися примулами, сидя на корточках. Судя по внешнему виду — девушка, с длинными серыми волосами, которые слегка поблёскивали белым сиянием.

Оглядевшись по сторонам, я всё же решился подойти к ней.

— Эм, привет?..

Девушка подняла голову и перевела на меня свои глаза.

Фигурой она напоминала подростка: субтильная, худощавая, с узкими плечами и… лицо… оно донельзя походило на человеческое — но эта схожесть была кажущейся. Немного острее, чуть более гладкое… Присмотревшись внимательнее, даже сказал бы, что её, с таким же успехом, можно было посчитать и мальчишкой, одетого в зелёную рубаху и холщовые, грубоватые штаны. Но всё же это была девочка, точнее, девушка, юная и хрупкая, нежная как тот цветок, которым она любовалась.

Обернувшись на мой голос, незнакомка изучающе осмотрела меня с ног до головы, затем молча кивнула и вновь вернулась к созерцанию примул, чьи лепестки торчали наружу, точно бы мелкие зубчики, продолжающие мерно покачиваться под потоками ветра. Интересней всего было то, что самого ветра я так не чувствовал, хоть и видел колыхания растений от его дуновения. Между тем, уши девушки забавно дрогнули и прижались к голове. И именно эта деталь меня навела на мысль…

— Ты… стеллинг?.. — та никак не отреагировала, а только поднесла руку к цветку, осторожно подложила под цветоложе ладонь, поместив стебель между среднего и указательного пальцев.

— Да, я стеллинг, — тихо произнесла она звенящим голосом.

Я потёр руки.

— Так я ж тоже!..

На меня посмотрели… странно, я бы сказал. Точно как на сумасшедшего, да.

— Стеллинг? Ты ведь человек. Какой из тебя стеллинг? Посмотри на себя.

— Э?.. — Странно, что до этого я даже не заметил своего изменившегося вида… это же!..

Мой пивной животик! Мой волосатый пивной друг, проживший со мной не один день прошлой жизни! Да, и одет я был… джинсы, толстовка, кроссовки… Испытывая смешанные чувства, коснулся рукой своей шевелюры. Мои патлы! Мои вечно спутанные патлы!

От радости я заулыбался и чуть ли даже не запрыгал… заметил, между тем, внимательные взгляд стеллинга, которая изучала меня с осторожным и боязливым интересом.

— Иван Маховенко! — тут же представился, вытянув вперёд руку. Девушка, неуверенно посмотрела на мою ладонь и аккуратно протянула свою, узкую и такую крохотную по сравнению с моей лапищей. Я, приветствуя пожал ей руку. Малышка пискнула от неожиданности:

— Три… Тринаверсе!.. — отдёрнув руку, она, поёжившись, чуть-чуть попятилась от меня.

Я остолбенел. Тринаверсе? Но ведь… глаза, сами собой, распахнулись до предела.

— Но ведь ты… — замялся я, не зная, как бы сказать ей помягче.

Уши Тринадцатой прижались к голове.

— Умерла, хочешь сказать? — слова в её исполнении прозвучали спокойно, без ожидаемой горечи.

Я отвёл взгляд в сторону, чувствуя стыд. Стало неловко.

— Конечно, я умерла. Я… хорошо помню свою смерть. Она была грустной, одинокой и очень… больно… — голос Тринаверсе, буквально на мгновение, но дрогнул на последнем слове. Я же… старательно смотрел в сторону на первоцветы. — Меня никто не спас, никто не вспомнил… я помню, как мои внутренности лезли наружу после того, как в меня поместили кусок таверины… И… ван. Или же, мне тебя назвать Пятница-кун, как и сестра Шестая?..