«Теория заговора» - [37]

Следует отметить, что научные и эстетические пристрастия, мировоззренческие ориентации Элиаде и Чорана не были не только родственными, но являлись во многом противоположными. Например, они с диаметрально противоположных позиций оценивали патриархальную основу румынской культуры и общества. Если для Элиаде она выступала как необходимая форма связи с «языческим христианством», то Чоран видел в ней причину трагического отставания от мирового исторического процесса. Разными путями интеллектуалы пришли и к признанию «Железной гвардии». Но несомненным объединяющим их фактором служит признание актуальности «теории заговора». Элиаде, размышляя о причинах европейских социально-религиозных катаклизмов, приходит к выводу о подспудном влиянии на них «масонской ментальности». Причём этим воздействием объяснялись такие явления как «эпоха Просвещения», «марксизм» и «фрейдизм»^{158}. Уже в годы Второй мировой войны, находясь в Португалии на дипломатической службе, Элиаде пишет работу «Са-лазар и революция в Португалии», воспевающую «консервативную революционность» доктора Салазара. Огромным достижением последнего подаётся подавление «тайных обществ», внушавших португальскому обществу «чуждые идеалы». К этим подрывным обществам относились привычные для Элиаде франкомасоны и евреи: «Дело в том, что в Португалии франкомасонское движения с самого момента своего создания было на стороне революции — против традиции, на стороне узурпаторов — против законного короля, на стороне иностранцев — против националистов»^{159}.

Не меньшую осведомлённость в «теории заговора» демонстрирует и Э. Чоран, поставивший перед собой грандиозную задачу — разгадать «тайную еврейскую суть». Впрочем, в самой формулировке проблемы без труда отыскивается и единственно правильный ответ: «Здесь речь идёт об онтологии сокрытия, тайны, огромной и страшной власти, ужасающей именно своим потаённым характером»^{160}. Именно конспирологическая составляющая становится доминантой и социальной, и психологической природы евреев. Действительно, Чоран онтологизирует «тайную суть» евреев — этноса, полностью погружённого в стихию заговоров и предательства. В этом отношении он продвигается намного дальше таких западных конспирологов как Э. Дрюмон и М. Баррес, концепции которых, по мнению А. Ленель-Лавастина, Чоран и воспроизводит. Речь идёт не только об организации заговоров, преследующих конкретные политические задачи, — заговор и предательства понимаются как единственно возможная атмосфера существования евреев. В какой-то степени они являются жертвами своей собственной конспирологической природы, осознавая справедливость ответных жёстких мер: «Если бы евреи в большей мере ощущали право на участие в жизни (другой) нации, они не стали бы принимать погромы и изгнание с таким цинизмом»^{161}. Надо сказать, что конспирологические изыскания румынских интеллектуалов не замкнулись в рамках сухого рационализма. Уже после Второй мировой войны они приложили максимум усилий, подкреплённых солидным теоретическим базисом, по нейтрализации возможных негативных последствий их былых праворадикальных взглядов. Элиаде, например, рассматривал свою научную карьеру как реализацию принципа «троянского коня» в борьбе с «научными масонами». И, судя по конечному результату, — должный эффект был достигнут.

В конце представленной главы попытаемся суммировать её основные посылы. «Теория заговора» не является отражением массового сознания, её источником выступают рациональные схемы, предлагаемые интеллектуалами. Для интеллектуалов же конспирологическая деятельность — средство социокультурной реабилитации. Созданные эпохой Нового времени, её идеологическими потребностями, интеллектуалы призваны производить именно идеологию. Неизбежным следствием этого выступают их претензии на активную роль в управлении обществом — как выражение особой «миссии интеллектуалов». Пограничным в этом смысле пунктом выступает эпоха Просвещения — время одновременного и подъёма, и спада влияния интеллектуалов. Адекватным примером служит личностное признание интеллектуалов, когда ведущие европейские правители состояли в переписке с просветителями, приглашали их ко двору, назначали индивидуальные пенсии.

Но созданное с активным участием интеллектуалов государство нового типа (те или иные варианты абсолютистской монархии) порождает и особую систему управления — бюрократию. Эта система по сравнению с предыдущей обладает рядом следующих преимуществ: единая кодификация действий, возможность выполнения задач, требующих длительного времени, принципиальная установка на десубъективацию, вследствие чего возможным становится безболезненная для всей системы управления ротация управленческих кадров. Интеллектуалы, проиграв в этом соревновании, пытаются взять реванш в сфере деятельности наиболее комфортной для себя и чуждой для бюрократии. Эта сфера — продуцирование и толкование теоретического знания. Но уже знания не отвлечённого, а касающегося практически каждого рационально мыслящего субъекта общества. Они изобретают «теорию заговора», пытаясь вернуть утраченное влияние на социально-политические процессы. Зачастую, как мы это показали на примере баварских иллюминатов, интеллектуалы соединяют в себе три уровня «теории заговора»: выступают как субъекты, создатели «тайного общества» и, наконец, как интерпретаторы.