Теория справедливости - [43]
Более того, они могут быть основаны на этических и других понятиях, не говоря уже о предпочтениях и собственных интересах, которые ставят под сомнение сами суждения. Само обстоятельство, что мы на самом деле осуществляем то, что называем межличностными сравнениями, не означает, что мы понимаем основание этих сравнений, или что мы должны принять их в качестве убедительных. Для разрешения этого вопроса мы нуждаемся в объяснении этих суждений для установления критериев, которые лежат в их основе (§ 49). В вопросах социальной справедливости мы должны постараться найти некоторые объективные основания для таких сравнений, которые люди могут признать и согласиться на них15. Я полагаю, что подлинные возражения утилитаризму надо искать в другом. Даже если могут быть сделаны межличностные сравнения, они должны отражать ценности, которые имеет смысл преследовать.
Споры относительно межличностных сравнений затеняют подлинный вопрос: должно ли вообще максимизироваться общее (или среднее) счастье.
Принцип различия пытается установить объективные основания двояким образом. Прежде всего, пока мы можем идентифицировать наименее преуспевшего человека, нам требуются только ординальные суждения благосостояния. Мы знаем, с точки зрения какого положения должна оцениваться социальная система.
Неважно, насколько в худшем положении находится один репрезентативный индивид по сравнению с другим.
В дальнейшем трудностей с кардинальным измерением не возникает, так как нет необходимости в других межличностных сравнениях. Следовательно, принцип различия придает меньшую ценность нашим суждениям благосостояния. Нам вообще не нужно подсчитывать сумму преимуществ с использованием кардинальной меры. Если при нахождении наинизшего положения требуются качественные межличностные сравнения, то для остальных положений вполне достаточно ординальных суждений одного репрезентативного человека.
Во-вторых, принцип различия вводит упрощение в основание межличностных сравнений. Эти сравнения делаются в терминах ожиданий первичных социальных благ. На самом деле, я определяю эти ожидания просто как индекс тех благ, которые могут интересовать репрезентативного индивида. Ожидания одного человека больше ожиданий другого, если этот индекс его положения больше. Первичные блага, как я уже замечал, это такие вещи, которые нужны рациональному человеку из всего того, что он может вообще хотеть. Независимо от того, каковы рациональные планы индивида в деталях, предполагается, что одни вещи для него более предпочтительны, чем другие. Имея больше таких предпочитаемых ими вещей, люди могут быть уверены в большем успехе при реализации своих намерений и в достижении целей, каковы бы ни были эти цели.
Первичные социальные блага, если уступить место более определенным категориям, включают права и свободы, возможности, доходы и богатство. (Очень важное первичное благо представлено чувством собственного достоинства, но для простоты я оставляю этот предмет до § 67.) Очевидно, что в общем эти вещи подходят под описание первичных благ. Они являются социальными благами в плане их связи с базисной структурой. Свободы и возможности определяются правилами главных институтов, и распределение доходов и богатства регулируется ими.
Теория блага, принятая для рассмотрения первичных благ, будет представлена более полно в главе VII. Она довольно известна и восходит еще к Аристотелю. Что-то вроде нее принималось такими во всех остальных отношениях разными философами, как Кант и Сиджвик. Это не спор между договорной доктриной и утилитаризмом. Основная идея заключается в том, что благо человека определяется его наиболее рациональным долговременным жизненным планом при заданных разумных благоприятных обстоятельствах. Человек счастлив, когда он более или менее преуспевает в реализации своих планов. Другими словами, благо есть удовлетворение рационального желания. В этом случае мы должны предположить, что каждый индивид имеет рациональный план жизни, примеренный к обстоятельствам, с которыми он сталкивается. Этот план призван дать гармоничное удовлетворение его интересов. Он планирует деятельность так, чтобы различные желания могли выполняться без помех. План принимается после отказа от других планов, которые менее вероятны или же не обеспечивают достижения целей. При наличии доступных альтернатив рациональный план — это такой план, который не может быть улучшен. Нет другого такого плана, который при всех учтенных обстоятельствах был бы более предпочтительным.
Давайте рассмотрим несколько трудностей. Одна из проблем состоит в конструировании индекса первичных социальных благ. Эта проблема чрезвычайно упрощается в том случае, если два принципа справедливости упорядочены. Основные свободы всегда равны, и есть честное равенство возможностей; не надо сравнивать эти свободы и права с другими ценностями. Варьирующиеся в распределении первичные социальные блага выражаются в прерогативах власти и в правах, доходах и богатстве. Но трудности эти не столь велики, как могло вначале показаться в связи с принципом различия. Единственная проблема, касающаяся индекса, которая должна занимать нас, это проблема индекса наименее преуспевшей группы. Первичные блага, используемые другими репрезентативными индивидами, приспособлены для подъема этого индекса при соблюдении обычных ограничений. Нет необходимости определять детально веса более предпочтительных положений, пока мы уверены в том, что они действительно более предпочтительны. Но часто это не проблема вообще, так как эти положения имеют больше первичных благ, которые распределены неравно. Если мы знаем, как распределение благ среди более преуспевших действует на ожидания наименее преуспевших, этого вполне достаточно.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
«…У духовных писателей вы можете прочесть похвальные статьи героям, умирающим на поле брани. Но сами по себе «похвалы» ещё не есть доказательства. И сколько бы таких похвал ни писалось – вопрос о христианском отношении к войне по существу остаётся нерешенным. Великий философ русской земли Владимир Соловьёв писал о смысле войны, но многие ли средние интеллигенты, не говоря уж о людях малообразованных, читали его нравственную философию…».
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.