Теория справедливости - [12]

Понимаемая в этом смысле проблема обоснования разрешается путем дискуссии относительно того, какие принципы было бы рационально принять при данной договорной ситуации. Это связывает теорию справедливости с теорией рационального выбора.

Если этот взгляд на проблему обоснования подтвердится, мы должны будем, конечно, описать в некоторых деталях природу этой ситуации выбора. Проблема рационального решения имеет определенный ответ, если только мы знаем верования и интересы сторон, их взаимоотношения, альтернативы, между которыми они выбирают, процедуры формирования этих верований, и т. д. Поскольку обстоятельства различны, постольку принимаются и различные принципы. Концепция исходного положения, о которой я говорю, заключается в философски наиболее благоприятной интерпретации этой исходной ситуации выбора для целей теории справедливости.

Но как мы можем решить, какая интерпретация является наиболее благоприятной? Я предполагаю, есть общее согласие, что принципы справедливости должны быть выбраны при определенных условиях. Для обоснования конкретного описания исходной ситуации следует показать, что она включает общераспространенные и общепринятые посылки. При этом надо аргументировать от широко приемлемых, но слабых посылок, к более специфическим заключениям. Каждая из предпосылок должна быть сама по себе естественной и правдоподобной; некоторые из них могут казаться невинными или даже тривиальными. Цель договорного подхода заключается в установлении того обстоятельства, что взятые вместе, они налагают определенные ограничения на приемлемые принципы справедливости. Идеальным результатом было бы то, что эти условия однозначно определяют множество принципов. Но я был бы удовлетворен в том случае, если бы их оказалось достаточно для того, чтобы занять место основных традиционных концепций социальной справедливости.

То обстоятельство, что исходное положение характеризуется несколько необычными условиями, не должно вводить в заблуждение. Идея тут заключается в том, чтобы сделать явными разумные ограничения на аргументы в пользу принципов справедливости, и следовательно, на сами эти принципы. Таким образом, при выборе принципов кажется разумным и приемлемым, что никто не должен получить преимущества или испытывать тяготы за счет естественных случайностей или социальных обстоятельств. Вероятно, все согласятся в том, что было бы невозможно приспосабливать принципы к обстоятельствам нашего собственного случая.

Далее, мы должны гарантировать, что частные устремления и наклонности, а также концепции личности в отношении ее блага не воздействуют на принимаемые принципы. Цель состоит в отказе от тех принципов, которые, какими бы ни были шансы на их успех в этом, были бы рациональны для человека, знающего лишь определенные, несущественные с моральной точки зрения, вещи. Например, если бы человек знал, что он богат, то мог бы посчитать рациональным выдвижение принципа, согласно которому различные налоги на состояние рассматривались бы как несправедливые. Если бы он знал, что он беден, он, вероятно, предложил бы противоположный принцип. Чтобы представить желаемые ограничения, нужно вообразить ситуацию, в которой каждый лишен подобного рода информации. Исключается знание тех случайностей, которые ведут к разногласиям среди людей и позволяют им руководствоваться предрассудками. На этом пути мы естественно приходим к понятию занавеса неведения. Эта концепция не приведет к трудностям, если мы будем иметь в виду ограничения на аргументы, которые она стремится выразить. В любое время мы можем, так сказать, войти в исходное положение, просто следуя процедуре, а именно, аргументируя в пользу принципов справедливости согласно этим ограничениям.

Кажется разумным предположить, что стороны в исходном положении равны. То есть все имеют те же самые права в процедуре выбора принципов; каждый может сделать предположения, выставить причины в пользу их принятия, и т. д. Ясно, что цель этих условий состоит в представлении равенства между человеческими существами как моральными личностями, как созданиями, которые имеют свою концепцию блага и способны к чувству справедливости. Основу равенства должно искать в похожести людей в этих двух аспектах. Системы целей не ранжированы по ценностям. Каждый человек имеет необходимую способность понимать принятые принципы и действовать в соответствии с ними. Вместе с занавесом неведения эти условия определяют принципы справедливости как честности, на которые рациональные личности, преследующие собственные интересы, согласятся как равные, не имеющие преимуществ друг перед другом за счет социальных и естественных случайностей.

Есть, однако, другая сторона в обосновании конкретного описания исходного положения. Отвечают ли принципы, которые должны быть выбраны, нашим убеждениям о справедливости, или являются ли их приемлемым естественным расширением? Мы можем установить, приведет ли применение этих принципов к тем же самым суждениям о базисной структуре общества, которые мы делаем интуитивно и к которым мы испытываем величайшее доверие, или же в случаях, где наши нынешние суждения находятся под сомнением и принимаются с сомнением, эти принципы предлагают решение, которое мы можем, обдумав, принять. Есть такие вопросы, на которые должен иметься определенный ответ. Например, мы уверены в том, что религиозная нетерпимость и расовая дискриминация несправедливы. Мы полагаем, что тщательно изучили эти вещи и пришли к заключению, что то, во что мы верим, — беспристрастное суждение, не искаженное излишним вниманием к нашим собственным интересам. Эти убеждения — наши временные опорные точки, с которыми должна сопоставляться любая концепция справедливости. Но у нас гораздо меньше уверенности в том, что считать правильным распределением богатств и власти. Здесь мы ищем способы развеять эти сомнения. Мы можем проверить интерпретацию исходной ситуации через способность ее принципов обеспечивать вывод наших самых твердых убеждений и указать направление там, где это необходимо.