Теория поцелуя - [69]

Теперь их частично облагородили, справа оборудовали парк. Но самым удивительным было то, что мы с Женей сейчас находились именно на том месте, куда всегда были направлены наши с Зоей взоры. На храм. Во времена нашего детства он был всего лишь непонятным долгостроем: вечный забор, медленно растущие стены, брошенная техника и постоянно сменяющие друг друга суета и застой.

– Этот храм строили на пожертвования, – сказал Женя, – больше пятнадцати лет.

– Я его помню, – пробормотала я, скользя ладонями по грубым кирпичным выступам. – Помню в самом начале стройки. Я даже не знала, что это будет храм.

– Я не видел места красивее. – Парень приблизился ко мне сзади.

Прохладный воздух щекотал нервы. От звука Жениного голоса у меня замирало сердце. Я почувствовала, как он прикоснулся ко мне, и на мгновение закрыла глаза. Если бы нужно было выбрать всего одно мгновение, которое можно будет пережить еще раз, я бы выбрала именно это: мы с ним стоим вдвоем в объятиях ветра, перед нами раскинулся самый красивый город на земле, я чувствую спиной Женино тепло, мою шею щекочет его дыхание, и счастье захлестывает нас с головой.

– Спасибо тебе за то, что ты показал мне это место, – хрипло проговорила я.

– Пожалуйста.

Женя положил свою ладонь поверх моей, и я немного отклонилась назад, прислоняясь к нему. Мы никогда не были так близко. Тесно, почти вплотную. Мы никогда так долго не прикасались друг к другу.

– Тебе хорошо?

– Да, очень.

Я слышала его дыхание. Прерывистое, частое. Оно срывалось с его губ и смешивалось с моим. Наши сердца громыхали все сильнее. Мое тело дрожало от ощущений, которые я никогда прежде не испытывала. Мне не хотелось, чтобы этот трепетный, интимный момент нашего единения, такой невинный и зыбкий, когда-то заканчивался. Мне хотелось быть такой счастливой, как сейчас, абсолютно всегда.

– Я хотела тебе кое-что рассказать, – прошептала я.

Моя рука под его ладонью дрогнула.

– Что?

– Тогда с Левицким… у меня… у нас не было ничего.

После недолгого молчания Женя сказал:

– Тебе, наверное, было неприятно, что все об этом говорили.

– Очень! Очень обидно и больно. И чем больше я оправдывалась, тем меньше мне верили, поэтому однажды я просто забила на это.

– И тебе было важно, что о тебе думают другие?

Я прижалась, еще сильнее впитывая спиной его тепло.

– Я поняла, что мне важно только то, что об этом думаешь ты.

– А я вообще не думаю об этом, – прошептал он. – Я думаю только о тебе.

Мне ужасно хотелось повернуться и поцеловать его. Снова ощутить сладкий вкус его губ и вкус нового чувства, захватившего меня с головой. Но я не двигалась. Вряд ли церковь была подходящим местом для поцелуев.

– Хочешь попробовать позвонить в колокола? – вдруг спросил Женя.

– Я?

Тело протестующе заныло, когда парень отошел. Я нехотя обернулась.

– Вставай сюда! – Женя взял меня за руку и подвел к увитой веревками площадке. – Звук колокола зависит от его формы, величины и толщины. Все они звучат по-разному, но главное в них – созвучие. Колокольный звон не подчиняется правилам классической музыкальной гармонии, и в этом вся прелесть. – Он положил мою левую ладонь на веревки слева, тянущиеся к языкам маленьких инструментов, а в правую вложил связку веревок от массивных колоколов. – Говорят, что колокольный звон очищает и исцеляет.

– Это как-то спасет меня от того, что я собираюсь звонить в них без позволения священнослужителей? – забеспокоилась я. – Скажи сразу, нам попадет за это?

– Все будет нормально, не переживай. – Он указал на педали внизу: – Нажимай вот сюда. Да, вот так ритмично. И тяни веревки на себя.

Колокола зазвенели неожиданно громко, и я испуганно втянула голову в плечи.

– Не бойся! – подбодрил Женя, помогая мне. – Давай активнее, чтобы получилось красиво.

Я начала дергать за веревки невпопад, и по телу побежала горячая вибрация. Сердце билось уже где-то в ушах, мурашки табунами разбегались по телу. Эта музыка… Она была чем-то волшебным, пронизывающим душу насквозь. Создавать ее было очень интересно и захватывающе, но мои мысли постоянно крутились вокруг того, что я делаю что-то незаконное и сейчас сюда поднимутся служители церкви и будут отчитывать меня за святотатство.

– Это было невероятно, – произнесла я, отпуская веревки.

Женька сиял от радости.

– Рад, что тебе понравилось.

Я подошла к оконному проему и взглянула вниз. Удивительно, но толп негодующих не было видно. Видимо, моя игра звучала вполне сносно.

– Теперь следует перекреститься, – сказал Женя. В его голосе звучала неловкость.

– Да? Попробую. Напомни, как это делается.

Мои щеки вспыхнули.

– Соедини вот так три пальца. – Он показал мне каждое движение и, закончив, слегка поклонился.

Я повернулась и повторила то же самое. Это было очень странно, но мне даже понравилось. Не было ничего плохого в том, чтобы выказать свое уважение чему-то священному, почитаемому и великому.

– А теперь, полагаю, нам стоит бежать, пока никто не пришел? – улыбнулась я.

Мы взялись за руки, обернулись и… замерли на месте. Перед нами стоял священнослужитель в рясе. Вид у него был суровый, и это еще мягко сказано. Он буквально обстреливал нас взглядом темно-синих глаз из-под насупленных бровей.