Теория каваии - [11]

выражает отказ от зрелости и воплощает собой «девочковость».

В седьмой главе анализируются скрытые значения, которые приобретает прилагательное каваии в контексте его употреблений в нескольких женских журналах, распространяющихся в современном японском обществе тотального потребления.

В восьмой главе речь идет о том, на что может указывать каваии, понимаемое как оборот товаров, в зависимости от гендера потребителя; для анализа отобраны такие «зоны каваии» в Токио, как Акихабара, окрестности Икэбукуро, второй квартал Синдзюку.

В девятой главе я обращаю внимание на тот факт, что в условиях сегодняшней глобализации явление каваии, возникшее в Японии, через Восточную Азию перекинулось на Европу и Америку, и в тех местах, куда оно проникло, была создана огромная индустрия каваии. Особая, «тематическая» сувенирная продукция, связанная с различными анимэ- и прочими персонажами, создала огромный рынок, продажи которого достигают двух триллионов йен в год. Для того чтобы понять, какова форма восприятия каваии в условиях, при которых японская вещь теряет свою культурную специфичность и переходит государственные границы, предпринят отдельный анализ на примере Покемона и Hello Kitty.

Разумеется, даже дойдя до девятой главы и рассмотрев явление с самых разных точек зрения, сказать, что приблизиться к истинной сути каваии чрезвычайно трудно, — это ничего не сказать. Каваии — вещь неуловимая: только показалось, что смог накрыть ее ладошкой, а она раз — и тут же с легкостью улетает. Тем не менее где-то в японской культуре коренится причина, из-за которой рассматриваемое явление, претерпев массу изменений и обернувшись мифом, охватило всю сегодняшнюю Японию. У меня нет ни малейшего представления о том, каким образом можно было бы приблизиться к идеологической стороне вопроса, но можно сказать, по крайней мере, что это первая книга, касающаяся явления, которое до сих пор не подвергалось непосредственному анализу, книга, в которой в первом приближении отмечены кое-какие важные вещи.

Предисловие мое затянулось. Милости прошу к основному тексту.

Глава 2. История каваии

Как изображал каваии Осаму Дадзай?

Как погляжу в зеркало на свое лицо — такое живое-живое, прямо на диво. Но лицо — это не я. Живет как бы само по себе и не знает о моих печалях и горестях. Сегодня я даже румянами не пользовалась, а щеки такие красные-красные, да и губки — крошечные, прямо алеют, до чего же мило. Снимаю очки, пробую усмехнуться. Глаза мои оч-чень уж хороши. Синие-синие, ясные-ясные. Видать, такими стали они от того, что долго глядела на прекрасное вечернее небо, не иначе. Влажные, с поволокой[26],[27].

Это фрагмент из рассказа «Ученица», опубликованного Осаму Дадзаем[28] в 1939 году. Рассказчица живет на одной из пригородных станций центральной ветки токийской железной дороги и ездит в женское училище в районе станции Отяномидзу. Совсем недавно она потеряла отца. Утром она открывает глаза в глубочайшей депрессии, с отвращением напяливает на нос очки и надевает на себя «новое, только вчера сшитое белье». На нем вышиты маленькие беленькие розочки, которые доставляют ей удовольствие — некая тайна, что ли. Она берет с собой зонт, доставшийся от матери, «каваии фуросики»[29], в который завернуты письменные принадлежности, и идет на учебу. Старомодный зонт, дамская шляпа типа капота, длинные перчатки из черного шелка — такая прелесть! Можно представить, будто она собралась пообедать в ресторане в центре Парижа.

По мере чтения складывается ощущение, что «я» повествовательницы постоянно становится иным. Непонятно, где ее собственное лицо. «Женщине для решения своей судьбы одной улыбки хватит с лихвой», — думает она, и ей кажется, что это страшно, но, с другой стороны, она же произносит сентенции вроде: «Есть ли в красоте[30] какое-то содержание? Истинная красота всегда бессмысленна и лишена морали и добродетели». В училище есть «красивый»[31] сэнсэй по имени Осуги. Героиня им очарована, а он отвечает ей взаимностью, хотя и думает: «Есть в этом что-то противоестественное».

После занятий она вместе с подругой Кинко-сан тайком отправляется в парикмахерскую, но получившаяся прическа ей не нравится. «Я совсем не красивая»[32], — думает она. Однако Кинко-сан, пребывая в прекрасном расположении духа, говорит: «Хоть прямо на свидание!», после чего подытоживает: «В самом деле, не думай ни о чем, ты вполне мила». На обратном пути, глядя на закатное небо, она вспоминает об отце и приходит в возвышенно-лирическое расположение духа. «Хочу любить всех и каждого!» — думает она чуть ли не в слезах, и с ее губ срывается: «Хочу жить красиво!»[33] Придя домой, она замечает, что ее собачка Дзяпи ест травку, растущую у колодца, и ей нестерпимо, «до зубовного скрежета», хочется «скорее приласкать Дзяпи»[34]. Фрагмент, приведенный в начале этой главы, относится к следующему эпизоду: героиня возвращается в свою комнату, глядится в зеркало и рассуждает вслух. Затем она идет на кухню и, промывая рис, думает: «Мама такая милая[35], трогательная стала, надо о ней заботиться изо всех сил, люблю ее всем сердцем». Рассказ кончается тем, что героиня засыпает, погрузившись в свои мысли.