Теория и практика медитации - [8]

».

Далее Шэн-янь, будучи неудовлетворённым своим обучением, убежал из своего чаньского монастыря, чтобы поступить в буддистскую школу в Шанхае. В этой школе он также не получил от своих наставников ясного и понятного представления о чаньской практике.

«Мы медитировали, но не очень ясно представляли себе правильный метод практики. Поэтому было сложно получить реальную пользу от неё…

Люди, испытавшие глубокие переживания в процессе медитации или те, кто был признан просветлённым, никогда не объясняли своих переживаний. Когда они говорили друг с другом, их слова были странными, а их значение неясным. Там были ученики постарше, которые провели несколько лет в зале для медитации. Когда я спрашивал их о практике, они обычно говорили: „О, это несложно. Просто сиди. Когда ноги перестанут болеть, всё будет в порядке“. Иногда монаху предписывалось использовать в своей медитации гуньань (яп. коан), но в целом систематическое руководство медитацией отсутствовало. Как-то в школе я принял участие в чаньском затворничестве. Я просто сидел в медитации[9], пока удар доски для благовоний не призывал нас на ходячую медитацию. Никто не говорил мне что делать и ничему не учил меня…

…Иногда во время медитации я думал: „Что я должен делать? Должен ли я повторять имя Будды? Должен ли я делать что-то другое? Что такое медитация на самом деле? Я продолжал задавать себе эти вопросы, пока не превратился в большой шар сомнений. Однако, пока я оставался в этой школе, мои сомнения так и не были разрешены“».

Далее Шэн-янь переехал на Тайвань, где продолжал свои поиски истинной Дхармы: «…Я начал искать в сутрах методы практики… Хотя тексты и не всегда ясны, настойчивость и упорство рано или поздно приведут к успеху, и метод станет понятен».

Я позволил себе столь обильное цитирование, поскольку эти автобиографические заметки помогут читателю избавиться от иллюзий по поводу того, что наилучшее духовное руководство в наши дни можно обрести только на Востоке. Увы, в такой позиции слишком много мифологии и слишком мало знания реального положения вещей. Метафизические истины могут излагаться сколь угодно туманным языком (хотя, по большому счёту, и здесь следует стремиться к ясности и понятности изложения), но совсем, совсем другое дело — методика медитативной практики. Нет никакого сомнения в том, что она должна быть ясной и доступной, изложенной вполне конкретно и недвусмысленно, общедоступным и понятным языком, без всяких метафизических сложностей. Из автобиографических заметок Шэн-яня хорошо видно, что в первой половине XX века в Китае, на родине Чань-буддизма, искренний и устремлённый ученик не имел надлежащего информационного обеспечения и не мог полноценно практиковать сидячую медитацию. По этой причине буддизм на Востоке сильно деградировал и действительно, как говорил Шэн-янь, близился к своей гибели.

Та же самая проблема была и в японском дзэн-буддизме. Японский мастер Сэкида Кацуки, автор известного труда «Практика дзэн», вышедшего в 1972 году на английском языке, именно это — отсутствие должного информационного и методического обеспечения считает основной причиной трудностей и неудач у начинающих. Вот что он пишет о начале своей практики дзадзэн:

«Если бы только в те дни я знал, как обращаться с телом и умом, я был бы избавлен от всех трудностей, которым подвергался. Потребовалось тридцать лет, прежде чем я начал чувствовать, что как будто достиг небольшого понимания Дзэн. Почему же так случилось?

Всё дело заключалось просто в отсутствии организованного метода и теории. Я знаю, что в прежние времена последователи Дзэн не распространялись о практике дзадзэн. Они посвящали себя исключительно простому способу сидения и в течение пяти или десяти лет непроизвольно вырабатывали свой метод. Этот способ практики оказывался для них действенным, потому что был их собственным способом. Однако их возмущала даже мысль о том, что они являются всего лишь мастерами какой-то техники и потому о своих методах говорили неохотно. Даже теперь с трудом отмирает идея о том, что дзадзэн можно освоить лишь после многих лет упорного и, по-видимому, бесплодного труда»[10].

Совершенно очевидно, что такое положение дел нельзя назвать иначе, как состоянием упадка и деградации. Даже в чаньских монастырях всего лишь по инерции передавалась внешняя форма, лишённая внутреннего медитативного содержания. Современный буддизм, на мой взгляд, своему возрождению, начавшемуся во второй половине XX века, обязан Западу. Запад, с его пытливостью, практичностью и непочтительным методическим умом, весьма сильно помог возрождению буддизма на Востоке. Я полагаю, помог в значительно большей степени, чем это сейчас осознаётся на Западе и признаётся на Востоке.

* * *

Автобиографические заметки Шэн-яня также позволяют нам прояснить смысл того, о чём говорится в дзэнской истории про сидение в медитации и полировку черепицы. Западному образованному читателю трудно даже представить, что можно тупо сидеть в предписанной чаньской традицией позе и при этом не практиковать внутреннюю технику медитации. Однако, как показывают заметки Шэн-яня, в те времена это было типовым и распространённым явлением. Тогда вся эта история истолковывается очень просто. Суть поучений Хуайжана состоит в том, что медитация не сводится к простому сидению, т. е. к принятию физическим телом определённой позы, требуется наполнение этой внешней формы внутренним медитативным содержанием. Об этом же говорил и Хуэй-нэн, Шестой патриарх Чань-буддизма: