Теория Глупости, или Учебник Жизни для Дураков-2 - [55]

— Ты об этом уже миллион раз говорил! Сколько можно повторять одно и то же!

Наверно, я и точно твердил, как попугай, затверженную раз и навсегда шелабуду. Что поделаешь — такова особенность дурака: он знает только то, что успел узнать, накопленные впечатления — это весь его багаж, никаких новых открытий он с течением лет сделать не может. Никакими новыми откровениями поделиться не способен. Извилины его не столь гибки и эластичны, мозг не искрится идеями и догадками. Дураку трудно не повториться в воспроизведении эпизодов минувшего: ему они по-прежнему кажутся лихими и веселыми ("ух, как погуляли, ух как покутили, а вот еще случай…") и весьма важными и дорогими, а окружающие устали от назойливого козыряния одними и теми же краплеными пиками и червами из засаленной колоды.

Помните! Один из самых верных признаков возрастного поглупения — рассказывание бородатых анекдотов. Причем — анекдотов с сексуальной ориентацией. НЕ НАДО! НЕ МУЧАЙТЕ СОБЕСЕДНИКОВ ОСТРОТАМИ ТРЕТЬЕЙ СВЕЖЕСТИ, ИБО ЭТО СКОРЕЕ ПОДЕЙСТВУЕТ УДРУЧАЮЩЕ И ОТТОЛКНЕТ, ЧЕМ ПРИБЛИЗИТ И ПРИВОРОЖИТ.

ГАБАРИТЫ

В отличие от меня Маркофьев никогда не повторялся. Он искрился идеями, фонтанировал шутками, шокировал неожиданными лихими сравнениями…

— Бывал, бывал в Индии, и не раз, — говорил он. — Видел слона, таскающего бревно. На кого похож? На Ленина во время субботника. Такой же умный. Голова большая. Загадка, однако, почему этот гигант подчиняется крохотному мальчишке-погонщику? Уступающему ему в размерах человеку?

Маркофьев разгадал секрет: потому что слон не видит себя со стороны. Не осознает своих габаритов.

— А надо знать или хотя бы представлять свои возможности, — изрекал он.

ВООРУЖЕННЫЕ СИЛЫ

Каждый раз он вытаскивал на свет что-то новое. Необычное. Такое, чего никто и представить не мог — в связи с его нынешним внешним респектом и весьма прочным и завидным положением в мировом сообществе. Такое, о чем даже я, знавший, как мне казалось, биографию друга в мельчайших подробностях, понятия не имел. Все чаще он с ностальгической ноткой вспоминал о службе в армии. (Когда он успел? Весь его путь — школьника, студента, аспиранта, руководителя института — разворачивался у меня на глазах!)

— В какой же период это было? — изумлялся я.

Он отвечал:

— Лукавишь? Или действительно не помнишь? Когда я сорвал знамя с посольского особняка — меня ведь забрили. Оотправили исправляться. Помнишь главный девиз нашей армейской доктрины: "Не можешь — научим, не хочешь — заставим!"? Что ж, меня научили. Я, благодаря своим талантам, быстро дослужился до офицерских погон. А потом стал генералом…

Я скреб в затылке, он продолжал:

— Именно в связи с пребыванием в вооруженных силах я в первый раз разбогател. Ну, меня перебросили в Среднюю Азию. И поручили распродавать имущество военных городков… Потом мотался в Монголию, занимался тем же. Монголы — воры. Едва успевал продать казарму — местные жители налетали ночью, выламывали рамы и двери и утаскивали в свои дома. А новый владелец после этого требовал с меня возврата средств… Хрен получал, а не возврат… Сколько самоходок, бронетранспортеров, грузовиков, сколько танков я им толкнул…

Он восклицал:

— А наши военные базы во Вьетнаме! А обнесенные колючей проволокой места дислокации войск в Германии, Польше, Чехословакии, Венгрии! Если все, что там было накоплено, сплавить за полцены, за четверть цены, уже озолотишься. Нашу авиабазу на Кубе я бартером обменял на тысячу ящиков сигар… И толкнул эти сигары американцам… Что до наших культурных центров в Дели и Каире… Ах, какие там были отгроханы дворцы… Я на каждом проданном метре положил в карман по сто тысяч баксов… Впрочем, к тому времени я уже демобилизовался из рядов доблестных защитников отечества, снял погоны… И брюки с лампасами…

УЖАСЫ

— До того, как занялся реализацией мин, ракет, линкоров и огнеметов, жил ужасно, — мрачнея, вспоминал он. — Семья была большая, три жены, семеро детей… Рулона туалетной бумаги едва хватало на день…

СЕКРЕТНАЯ КАРТА

— Как и когда закончилась твоя военная карьера? — допытывался я.

Он вздыхал, закуривал — видимо, в память о славных, овеянных подвигами временах, — толстенную, похожую на субмарину сигару, морщил лоб.

— Как и когда закончилась? Ехали с учений… Загрузили полное купе пива и водки. Стали разделывать рыбу, чтоб закусить… Потом ошметки, вместе с бумагой, выбросили за окно. Утром хватились — а это была секретная карта… Какой-то мудель, путевой обходчик, ее нашел и переслал в штаб. Меня чуть не разжаловали… Но опомнились, спохватились: разве можно оголять командную верхушку, разбазаривать ценные умственные и стратегические резервы генералитета, бросаться проверенными кадрами…

ЧЕМ БЫЛО ХОРОШО?

Он мыслил размашисто и конструктивно. Масштабно и глобально. Бесспорно, был наделен умом государственного значения.

— Чем была хороша советская власть? — говорил Маркофьев. — Тем, что втягивала в бессмыслицу собственного кретинизма весь мир. Строили нефтеперегонные заводы в странах, где нет нефти… Не давали в собственной стране никому работать и пытались развратить ленью и ничегонеделанием тех, кого подбивали ступить на социалистический путь развития… Зато как легко оказалось воспользоваться результатами той деятельности! Туда, где разучились работать, придем мы. И захватим рабочие места. Там, где еще остались материальные ценности, мы их прикарманим. Дома культуры и фабрики, плотины и животноводческие комплексы, электростанции и стадионы — все это наше! Мое! Мебельный завод в пустыне Сахара! Какое гениальное изобретение! Заставить аборигенов за их же деньги заказать строительство этого завода, хотя вокруг не сыщешь не то что дерева — кустика! Былинки! И вот он стоит весь в масле, законсервированный, как бланшированная сайра, и ждет, пока я его за бесценок скуплю… А потом втридорога загоню.