Теория диктатуры люмпен-пролетариата - [19]

7. Спрос по каждой отрасли устанавливается специальной комиссией на основе «ежедневных, еженедельных, ежемесячных и ежегодных статистических сведений о свободно установленных личных и семейных потребностях» (Шэфле 1906, с. 23) .

8. При социализме нет никакой торговли и рынка. Единый центр перемещает продукты по заказам через системы публичных перевозочных средств и складов.

9. Личные сбережения граждан могут быть аккумулированы в финансовом учреждении для того, чтобы иметь возможность обменять их на товар длительного пользования. Но поскольку эти сбережения не являются капиталом и плату за право пользования этим капиталом финансовые учреждения не берут, процентные ставки отменяются.

А почему такой социализм лучше капитализма? Да потому, что при капитализме существует экономическое неравенство. А это неравенство ведёт к тому, что и социальные блага распределяются в обществе пропорционально экономическому неравенству – богатый обладает большим набором благ, чем бедный. А при социализме будет экономическое равенство, ведь если все будут работать одинаково хорошо, то и возможности получать экономические блага у них будут одинаковыми. Значит и доступ к социальным благам у всех будет равным. Поэтому при социализме все блага – и экономические, и социальные, – распределяются справедливо – по труду.

При этом легко заметить, что априорно предполагается (но не высказывается!), что количество экономических и социальных благ столь велико, что они являются общедоступными. А если это предположение не выполняется? Если количество какого-то одного или нескольких благ меньше, чем спрос на них? В рыночной экономике всё просто – продавцы этих благ поднимут на них цену и устанавливается баланс между спросом и предложением. А что будет в том случае, когда распределение благ осуществляется в социалистическом обществе при дефиците некоторых благ и их на всех не хватает?

Ответ очевиден – распределение благ будет нормироваться, т.е. распределяться не по потребностям, а по возможности, в меньших количествах, чем хотелось бы членам социалистического общества. И второе – те, кто стоит в начале распределяющей цепочки, всегда подвержены соблазну воспользоваться этим своим положением и при распределении сначала взять себе столько, сколько им нужно, а остальным членам социалистического общества отдать только то, что осталось (или ничего не отдадут, если ничего не осталось). В такой ситуации, как видно, ни экономического, ни социального равенства граждан не получается. Всё равно, как написал Джордж Оруэл – «all animals are equal, but some animals are equal than others» (Orwell 2001, c. 80).

Но такие очень простые соображения об ущербности механизма централизованного планового распределения благ в начале XX века в умы социалистов–коммунистов даже не приходили.

Перед глазами стоял образ социалистического общества – общества социальной и экономической справедливости.

3. Россия и «диктатура пролетариата»

До февраля 1917 года Россия в течение многих веков была монархией. Возглавлял её в последние годы воспитанный и культурный, но совершенно безвольный и скрытный Николай II, наскучивший всем слоям общества, в том числе и правящему классу дворян и помещиков. Эти черты его характера так надоели семейству Романовых, что среди них составилась партия недовольных им, возглавлял которую великий князь Николай Николаевич (Пайпс 1990 том 1). Но это недовольство Романовых не вылилось в организованный заговор. Поэтому в момент отречения Николая от престола в царской семье Романовых не было никого, кто бы взял власть в свои руки. Среди Романовых дело дальше сплетен и болтовни не шло – среди них не было ни одного человека с мышлением государственного деятеля, готового спасти монархию. Романовы «измельчали». И это предопределило историю России.

В конце февраля 1917 года в Петрограде начались массовые забастовки жителей, поддержанные некоторой частью солдат. Забастовки были вызваны проблемами со снабжением столицы продовольствием из-за неразберихи в железнодорожном транспорте: составы с продовольствием для столицы застряли где-то в центральной части России. IV Государственная Дума, только что вернувшаяся с каникул и приступившая к работе с 14 февраля 1917 года не могла не откликнуться на эти события. С её трибуны звучали более резкие, нежели прежде, слова в адрес Правительства и царя. 25 февраля 1917 года император Николай II подписал указ о прекращении занятий Думы до апреля того же года из-за сложной политической ситуации в Петрограде, но большая часть депутатов Думы отказалась расходиться, собираясь в частных совещаниях.

Председатель Государственной Думы М.В.Родзянко 26 февраля послал императору Николаю II несколько телеграмм о беспорядках в Петрограде и необходимости срочной смены правительства, заканчивая последнюю такими словами: «…ГОСУДАРЬ, безотлагательно призовите лицо, которому может верить вся страна и поручите ему составить правительство, которому будет доверять всё население. За таким правительством пойдёт вся Россия, одушевившись вновь верою в себя и в своих руководителей. В этот небывалый по ужасающим последствиям страшный час, иного выхода нет и медлить невозможно»