Теода - [31]

Вскоре их набралось не меньше десятка. Они врывались в дома, обшаривали кухни, совали носы в кастрюли и, облапив девушку или женщину, заставляли ее вальсировать с ними. Людям такое не очень-то нравилось, но они терпели и не гнали ряженых, а иногда даже угощали их куском мяса или стаканом вина. Одна лишь тетушка Агата позволила себе осадить наглецов:

— А ну, прочь отсюда, дьявольские отродья!

Так, шествуя от дома к дому, мы добрались и до Барнабе. Теода сидела у очага. Она не успела даже крикнуть и защититься, как король масок поднял ее на руки и бросился бежать.

— Эй, Барнабе! У тебя жену украли! — заорали его сообщники, которые распахнули дверь и выстроились по обе ее стороны.

Теода укусила своего похитителя за плечо. Он не дрогнул, но она все-таки вырвалась и встала посреди двора; ни одна складка ее платья не смялась, не перекосилась.

Мой брат вышел на порог. Ряженый низко поклонился Теоде и произнес речь, составленную, как нам показалось, из весьма изысканных выражений:

— Сударыня, тот, кто явился с другого конца света, имеет несравненное счастье знать вас давно, гораздо дольше, нежели вы думаете. Ему ведомы ваши мысли и ваше настоящее, но он провидит и будущее.

Делая паузы, он резким движением встряхивал бубенцы у себя на ногах, заставляя их звенеть.

— Сударыня, — продолжал он, — мне известно, что ваше сердце благосклонно к тем, кто его заслуживает, а именно к хорошим сапожникам и скверным охотникам. Не имею чести быть ни тем, ни другим, но вы не можете…

Теода слушала с презрительной гримасой, нисколько не смущаясь.

— Сударыня, сокровище, которое я ценю превыше всего, вам хорошо знакомо. Ваше собственное я могу назвать, без всяких сомнений, наидрагоценнейшим из всех подобных; вы так любите блистать им при лунном свете, равно как и при солнечном…

Он злорадно хихикал, и его сотоварищи гоготали у него за спиной. На этот раз я поняла, что они хотят оскорбить Теоду при всем честном народе. Возможно ли это?

— Ваш супруг, коему я выражаю свое глубочайшее почтение… должен зорко охранять вышеозначенное сокровище, которым владеет, ибо само собой разумеется, что он владеет им, что он его хозяин, единственный и достойный обладатель.

Взрыв хохота, впрочем тут же смолкшего, заглушил его последние слова. На улице собрались любопытные соседи, привлеченные шумом и возможностью развлечься.

Барнабе только улыбался. Он переносил вторжение масок так же терпеливо, как вежливый хозяин принимает нахальных посетителей, не желая их обидеть. Мне стало до боли стыдно. Я смутно понимала, что речистый незнакомец ищет ссоры с моим братом, старается унизить его. Но тот по-прежнему слушал с улыбкой, как будто не подозревал ничего такого.

Теода медленно подошла к ряженому. И что-то прошептала ему на ухо. Те, кто стоял рядом, потом утверждали, что она сказала:

— А дай-ка я тебя поцелую.

После чего легким щелчком — мы с восторгом убедились, что ей хватило одного такого жеста, — скинула с него маску.

Под маской оказался Эрбер.

— Ну, теперь посмей сказать мне в лицо все, что хотел! — торжествующе крикнула она ему.

Эрбер не был готов к такой сцене. Несмотря на свое красноречие и любовь к витиеватым оборотам, он не нашелся, что ответить.

Первым его порывом было снова надеть маску, но теперь этот размалеванный кусочек картона выглядел в его руках таким нелепым и бесполезным, что вряд ли мог защитить своего владельца; спрятав под ним лицо, Эрбер лишь усугубил бы свое поражение. К тому же его все равно узнали. Соседи дивились: молодой человек из такой почтенной семьи, а вырядился Бог знает в кого! Подобные забавы годились только для распутников да гуляк, и насмешливое изумление окружающих существенно поколебало его самоуверенность.

— Что, Эрбер, славно тебя отделали? Досталось тебе сполна! — подзуживали его люди.

Эрбер поднял было руку, видимо, решив ответить насмешникам, но только и смог, что пожать плечами и пробормотать:

— Слепцы — они и есть слепцы.

Прозвучало это довольно жалко. Он тут же удалился, и его сообщники тоже нехотя покинули двор.

А мы с сестрами пошли за ними следом, приплясывая на ходу и радуясь благополучному исходу дела.

XVIII ПОСТ

В среду маски бесследно исчезли. Жители деревни вновь обрели свои будничные лица, а разноцветные одежки вернулись на чердаки. Во время мессы каждому из нас посыпали голову щепоткой пепла, дабы напомнить, что человек есть прах земной и ничего, кроме праха.

Начинался весенний исход обитателей Терруа. Мы с завистью глядели, как первые семьи спускаются в Праньен сквозь снежные заносы. Там, внизу, на равнине, весна уже пришла, мы явственно чуяли в воздухе ее близость. Долина, очистившись от серого марева, возрождалась к жизни, дышала полной грудью, и солнечные блики на ее лугах напоминали янтарь, созревший в туманных безднах. «Они зеленеют», — объявляли люди. Отсюда, с горы, мы не могли этого видеть; все перемены на равнине угадывались скорее по необыкновенной четкости ее рельефа. И вот настал наш черед уезжать — с санями, пожитками и домашним скотом.

Этот переход от снегов к твердой земле неизменно вселял в нас волнение. Расставшись с зимним миром — изменчивым, опасным пристанищем миражей, — мы внезапно попадали в иную, незыблемую реальность; она мешала бегу наших саней, заставляя до глубины души прочувствовать болезненный миг встречи с нею. И тогда нам чудилось, будто все остановилось и сама жизнь замедлила свой ход. Мы соскакивали с хрупких деревянных суденышек, плывших по снегу, и шагали пешком по этой почве, которая была для нас в данный момент