Тени Прерии. Чужой среди своих - [155]

— Всех этих финтов хватит дня на три. Потом самых больших дураков на командных постах у противника мы выбьем, а остальные резко поумнеют и научаться своей головой думать вместо исполнения идиотских приказов. И начнут работать законы войны — преимущество в технике, выучке, дисциплине и взаимодействии. А также самый главный закон войны — закон числа.

Даже «старики» смотрят удивленно, да уж, этого по «сарафанному радио» не передают.

— Против нас — десантная бригада, это три полка и вспомогательные подразделения — чуть больше десяти тысяч бойцов. У нас же… есть такое понятие — «мобилизационный резерв», обычно его считают на уровне десяти процентов от общей численности населения. Население тут особенное и, поставив в строй баб и ребятишек, мы лимит превысили многократно, но все равно — на одного десантника у нас приходится не больше двух бойцов. Один мужик и один сопляк, или баба — против подготовленного и вооруженного по последнему слову бойца. Это не говоря о том, что из оружия и припасов — только то, что с собой, никакой промышленности — чтобы смогла обеспечивать собственную армию — у нас нет.

— Ну ты учитывай, что дома и стены помогают… Да и у десантуры припасов тоже не завались — портал-то тю-тю…

— Это да, и значить мы с ними в равном положении. Ключевое слово «в равном». Через три дня они с бардаком совладают, озвереют и начнут воевать уже не по приказу, а за погибших товарищей и из желания выжить самим. И начнется размен…

— Кхе, — решил прервать мои откровения Петрович, — «после этой охоты не будет ни человечка, ни волчонка — останутся одни голые кости». Но ты не юли, а ответь прямо — что ж нам, следовало сразу сдаваться? Жизнь себе, лижа чужие сапоги, вымаливать?

«Хм, кажется, сейчас кто-то огребет…» — неодобрительное молчание вполне способно взорваться ненавистью.

— А ничего бы это не дало. Все прекрасно знают, с каким приказом сюда прибыли войска — «всех под корень». А рассчитывать нам остается только на одно — что даже до военных дойдет, в каком мы все положении. И что они тут теперь надолго, если не навсегда, и значит надо не приказы оставшейся с той стороны Земли выполнять, а думать — как дальше жить.

— Дядь Федь, — неожиданно звонко в тишине звучит мальчишеский голос. Это приставленный к костру пацаненок лет одиннадцати решил, что ему тоже есть, что сказать, — я же говорил что это «китайский вариант»!

От всеобщего внимания мальчишка ежится, но вместо смущения бросается отстаивать свою позицию:

— Китай за свою историю пережил много нашествий. И практически ни разу не смог отстоять свою независимость. Не получалось у них объединяться перед лицом врага. Но зато все их завоеватели через некоторое время становились китайцами, растворяясь в покоренном народе, как крупица соли в воде.

Отметив снисходительно добродушные, а то и горделивые улыбки присутствующих, дескать: «И мы могем!» — спешу свернуть со скользкой темы.

— В конце концов, бригада — «это не только ценный мех». Это, в конце концов, три вертикальника, спутниковая группировка, новейший госпиталь, под тысячу единиц техники, несколько тысяч человек с высшим (пусть и специфическим) образованием, да и просто десять тысяч молодых парней. Это-то для Прерии, с ее катастрофическим дефицитом мужского полу. Да и просто — три полковых оркестра.

Давешний «попрыгунчик» рискнул было открыть рот на тему «наших баб», но получив тычок в бок от соседа, быстренько его захлопнул, весь скривившись и скособочившись.

— Эт ты хорошо сказал, — ухмыльнулась бородатая личность через костер, — тока ничё, что мы сейчас, выходит, собственную технику жгем и наших девок «соломенными вдовами» оставляем?

Все зашевелились, послышались смешки — такой взгляд на шкуру неубитого медведя был внове.

— Сначала надо волю переломить, а потом уж мечтать. Но главное — чтобы большой крови промеж нас не вышло, иначе остановиться будет очень сложно…

— Летит!

Уже в ходе погрузки в летевший на эвакуацию госпиталя санитарнный самолет — мне, как самому негабаритному, досталось царское место позади пилота, а вот всем остальным пришлось примерить «деревянные пижамы»[24] — все не оставляла мысль про дорогу, которая вымощена благими намереньями. Ведь никто не знал, что нам предстоит увидеть, и будет ли после этого желание остановиться.

* * *

На месте приземления властвовал вполне ожидаемый хаос. Четкий и организованный, но совершенно непонятный и страсть как недружелюбный к возмутителям. По прибытии нас самым бесцеремонным образом выкинули с нагретых мест и, не дав даже времени оглядеться, отогнали в сторону. Освобожденные площади и емкости тут же оказались заняты. Пилот, не глушивший мотор, дал газ, и самолет канул во тьму, оставив нас посреди летного поля.

В ответ на попытку прояснить текущее местоположение и дальнейшие действия нас послали… и довольно далеко… если уж быть до конца точными, то туда вообще не ходят. К счастью, посыл сопровождался жестом, который все решили воспринять как направление движения. Ну мы и двинулись, тайно надеясь, что направление нам указали не туда же, куда рекомендовал двигаться вербальный ряд, при этом нервно осматривая небо черед «ночники» и прослушивая окрестности — в попытке разглядеть или услышать садящийся самолет раньше, чем он приземлится нам на голову. Умом понимая всю глупость и тщетность таких надежд — по военному времени все движки были снабжены специальными глушителями, а моторы укутаны дополнительной теплоизоляцией, что делало их необнаружимыми простыми средствами.