Тени Прерии. Чужой среди своих - [134]

Да и попадись под ноги камень, годный для броска, за ним не нагнешься — выстрелит навскидку и не промахнется. Оставалось только почувствовав, что конвоир остановился и дальше за пленником не идет, повернуться лицом и посмотреть в глаза своей судьбе. И тут осечка — карие глаза смотрят спокойно и чуть насмешливо, будто говоря — «ну чего ты дергаешься? От пули может, и убегали, а от своей судьбы еще никто не ушел…». Но бороться надо до конца и капитан попробовал завязать разговор в расчете получить хотя бы сигарету — курить почему-то захотелось даже больше чем выжить.

— И что теперь? — конвоир недоуменно поднял брови и сердце невольно пропустило удар от такой неожиданности.

— Ты ведь вроде хотел с нашим начальством пообщаться? Вон оно топат, я дальше как решит так и буде. — ответил абориген, тыча куда-то за спину капитана стволом.

Напрягаясь в ожидании выстрела (вдруг это просто уловка — далеко не каждый может спустить курок глядя в глаза жертве), но с верха оврага стронув небольшую лавину песка, действительно скатилась бесформенная из-за маскировочной накидки фигура — не иначе тот самый снайпер пожаловал. Глаза еще привычно определяли размеры и анализировали увиденное, а в груди уже поселился ледяной ком — снайпер двигался легко, но все время придерживал свое орудие убийства, чтобы приклад не бил его на каждом шаге по пяткам.

Что неудивительно, винтовка Мосина в пехотном исполнении (интересно, это настоящий антиквариат или просто более поздняя реплика?) это еще то «весло», почти метр восемьдесят вместе с непонятно на кой ляд прицепленным штыком, а в самом снайпере было отсилы метра полтора. В кепке. В прыжке.

Еще два десятка стремительных шагов, откинутый капюшон маскировочной накидки и застывший столбом Савельев увидел настоящий лик войны.

Симпатичный, надо сказать, «лик» — веснушчатый, с облезлым вздернутым носиком и голубыми глазами. Все это вкупе с заметно оттопыренными ушами принадлежало девчонке лет четырнадцати. И только спокойный и внимательный взгляд голубых глаз, в котором как в зеркале свидетельствовал, что это не ошибка, не розыгрыш, а перед ним, буквально в трех метрах, действительно снайпер, хладнокровно расстрелявший двух его людей совсем недавно.

— Ну шо, дядя, ты ведь меня видеть хотел и на клочки порвать? — похожее на заросший плющом пенек, чудо вдруг свернуло щербатой улыбкой — верхние передние зубы выросли столь широко что между ними вполне можно засунуть палец,

— Ну так давай — рви. — Неуловимым движением девчушка сбросила с плеча мосинку и направила штык вперед, — Давай решим все здеся. Или ты только безоружных рвать мастак?

Василий совсем не был неопытным, в прошлом ему уже приходилось сходиться с противником врукопашную. И не раз. Но весь его опыть говорил только об одном, в настоящем поединке, насмерть, побеждает далеко не самый сильный, или подготовленный и вооруженный, и даже не самый ловкий, быстрый, бесстрашный, или лучше видящий происходящее вокруг. Точнее все так, просто самым быстрым ловким и бесстрашным вдруг оказывается… сложно подобрать нужное слово. Даже нельзя сказать что «уверенный в себе и хладнокровный», просто потому что и уверенность и хладнокровие это тоже следствия…

Наверно ближе всего будет «самый правый», но и эта характеристика будет неполна. Наверно правильнее будет ударится в мистику и сказать что «побеждает тот, кому суждено победить», вот только это «суждено» не содержит ни капли случайности.

Сложно все же пытаться передать словами ощущения человека, заглядывающего в глаза собственной смерти, но одного взгляда было достаточно чтобы понять — ему не выиграть. На тренировке он бы только посмеялся, и легко отобрал бы оружие из гораздо более крепких и умелых рук. Но здесь и сейчас весь опыт говорил только одно — стоит ему сделать шаг, хотя бы полшага и он останется тут навсегда. Просто потому что вся его сила, опыт и умение — это ничто перед тонкими девичьими ручками в цыпках, что не дрожа удерживают винтовку, и спокойным взглядом, поверх примкнутого явно самодельного трехгранного штыка, нацеленного ему прямо в сердце. Взглядом, в котором даже сейчас не появилось ни одной искорки гнева, или ненависти.

Оставалось только одно — не имея возможности ударить рукой, ударить словом. Буркнув: «Мелкая слишком еще», — Василий презрительно сплюнул и повернулся к девчонке спиной — пусть не победит в поединке, а заколет безоружного ударом в спину. Чтобы потом хоть в ночных кошмарах являться этой гадине…

Но секунды стекали каплями пота по спине, а боль все не приходила — «что ж она тянет?», но тут за спиной раздалось хмыканье и звонкий голос:

— Маленькая, говоришь? Ну тагды ты немного погоди, дяденька — я чутка подрасту. — Слегка обернувшись, Василий увидел, что его противник уже успел забросить винтовку за спину и спокойно стоит рядом с его конвоиром, явно собираясь обсудить какой-то вопрос. Последний впрочем не дремал и небольшая гаубица в его руках смотрела в сторону ошарашенного таким поворотом дела капитана.

Голубые глаза пробежались сверху вниз, явно запоминая мельчайшие детали, и овраг вдруг озарился щербатой улыбкой.