Тени надежд - [92]

Канцелярия соединялась с помещением, размерами сопоставимым с покоями государя и служащим для той же самой цели, что и знаменитая ападана Парсы, построенная Дарайаваушем Великим и его сыном Хшаяршаном. Ападана, парадный зал, предназначенный для приемов, мог, по уверениям придворных, вместить десять тысяч человек. Конечно, походный шатер на такое не способен, но и он невероятно огромен. Его поддерживает дюжина украшенных резьбой деревянных столбов. Ощущение сходства с ападаной не покидает. В древней столице державы, где хранилась значительная часть казны, шахи бывали нечасто, но на ее украшение тратили сил не меньше, чем на другие главные города. Взгляд любого из "благородных", вхожих к шахиншаху, сразу отметит, что золотая вышивка пурпурных стен шатра, в точности повторяет барельеф ападаны, на котором изображена процессии тридцати трех покоренных народов, несущих дань повелителю половины мира.

Высший совет шахиншаха в походных условиях, конечно, не предполагал приема столь огромного числа посетителей, какое присутствовало на торжественных церемониях во дворцах, но, тем не менее, в шатре яблоку негде упасть.

Хазарапатиша Набарзан, одетый в пестрое мидийское платье, стоял у правого подлокотника пустого трона владыки, сурово обозревая ряды вельмож и полководцев, ожидавших выхода шахиншаха. Набарзану было около сорока, но выглядел он несколько старше своих лет. Хазарапатиша мрачен, поэт сказал бы: "Его лицо имело цвет, чернее прокопченного казана". Губы поджаты, отчего густая тщательно завитая борода немного топорщилась вперед. Между бровями пролегла глубокая морщина, а глаза слегка прищурены. Взгляды, которые он бросал на придворных, заставляли многих из них вздрагивать и пятиться, что в такой толпе сделать было непросто. Всегда спокойный и незыблемый, как скала, Набарзан чем-то рассержен, чего же в таком случае ждать от государя?

Евнух, распорядитель приемов, уже закончил расставлять прибывших согласно их достоинству. Много времени это не заняло: вельможи прекрасно знали придворный этикет, и на места пришлось указать лишь нескольким невежественным эллинам.

Ближайшим к хазарапатише стоял Оксафр Ахеменид, младший брат великого шаха, наиболее знатный из присутствующих. Следующим должен был стоять Мазей, могущественнейший из "младших царей", но он остался в Вавилоне, управлять державой в отсутствие ее повелителя. Дарайавауш доверял Мазею больше, чем кому бы то ни было, и собирался вскорости породниться с ним, отдав за него свою дочь Статиру.

Далее расположились родственники и придворные рангом поменьше, и первым среди них – шахраб Бактрии Бесс. Замыкал ряд высших вельмож престарелый Артабаз.

Обнаружив его среди придворных, Набарзан испытал некоторое удивление, быстро сменившееся нарастающим гневом. Он не любил неожиданностей, а появление в лагере войска старика, который по мысли хазарапатиши должен лежать в постели своего дома в Вавилоне, раз уж сказался больным, вывело Набарзана из себя.

Что дед здесь делает? Это, как раз, понятно. Старик надеется, что в походной обстановке ослабнет бдительность хазарапатиши, падут чиновничьи препоны, мешавшие опальному Артабазу попасть на прием к шаху в столице. Рассчитывает оказаться поближе к повелителю, когда будет решаться судьба Мемнона и Фарнабаза и тогда он сможет отвести немилость от своей семьи, как сделал это много лет назад, добившись прощения от Оха за свой мятеж.

Не дождется.

В этот раз старикан рассердил Набарзана всерьез. Хитрый дед на старости лет снова занялся интригами. Опять он хочет усидеть сразу на двух стульях. И ведь смог обвести его вокруг пальца! Да так, что ему, Набарзану, нечего предъявить государю, обвиняя Артабаза в измене. Словам шахиншах не поверит, слишком много сил положил Набарзан на то, чтобы утопить Артабаза и его родичей-яванов. Государь милостив. Вся опала старика, подпитываемая властью хазарапатиши, рассыплется в прах, как только тот попадает на прием к шахиншаху.

Нельзя этого допустить. Набарзан раздраженно отметил про себя, что евнуха-распорядителя необходимо будет наказать: опальный Артабаз должен был утратить свое место в высшем совете, о чем есть его, хазарапатиши, письменное распоряжение, но евнух, очевидно, об этом забыл.

В тайном состязании невидимых сил хазарапатиша проиграл Артабазу, да так, что это поражение способно навредить войску повелителя больше, чем десятитысячная рать в чистом поле. Набарзан знал за собой вину. И знал, что единственный, кто может выдать его повелителю, стоит перед ним, смиренно держа глаза долу. На расстоянии вытянутой руки...

Бывший шахраб Геллеспонтской Фригии, некогда бунтовавший против Оха, горячо приветствовал восшествие на престол шахиншаха Дарайавауша, ибо водил дружбу с его отцом. Помня об этом, государь всегда отличал Артабаза. Именно протекция Артабаза ввела его родича, Мемнона, в круг высших военачальников и помогла ему получить титул карана Малой Азии.

Еще пару лет назад шахиншах считал Мемнона выдающимся полководцем, но, слушая донесения о том, как родосец терпит поражение за поражением от македонян, Дарайавауш все чаще раздражался. Не имея возможности выплеснуть свой гнев на самого Мемнона, повелитель перенес его на Артабаза. Пожилой вельможа впал в немилость. Тщетно он, вместе со своей дочерью Барсиной, супругой Мемнона, добивался приема – шахиншах не желал их видеть.