Тени надежд - [32]

Расстроенная фаланга не в состоянии сопротивляться долго, противостояние монолитов – всегда состязание нервов. Многие сражения в прошлом были проиграны еще до столкновения наступающих друг на друга шеренг, и вся кровь лилась во время избиения бегущих. Так случилось и теперь. Потери педзетайров еще не велики, не смертельны, но от боевого духа не осталось и следа, они уже не воины, они стадо ищущих спасения баранов.

– Стоять! Сохранять строй! – в отчаянии кричал Асандр, беспорядочно размахивая обломком сариссы, почти ничего не видя перед собой. Немногие, еще державшиеся рядом, падали, один за другим или бросая копья и щиты, показывали врагу спину. Таксиарх прошел множество боев и прекрасно понимал, что это все, смерть, но в такие мгновения лишь одна мысль раненной птицей бьется в голове каждого воина, кто не опуская оружие, сражается до конца. За торжествующе-сосредоточенными лицами врагов Асандр уже отчетливо видел ладью Харона, и душа молила лишь об одном: создать на той последней пристани, как можно большее столпотворение, утянуть за собой еще хоть парочку этих... И тогда, в недолгие мгновения, отпущенные до момента, когда губы коснуться вод Леты, душа возликует от радости.

Что-то ударило Асандра в лицо, и солнце померкло, сгорев в краткой вспышке боли, голову сдавил глухой колпак мертвой тишины, и необоримая сила толкнула пожилого воина в объятия пустоты, где не было ни Харона, ни Леты. А что было? Никто о том не расскажет.

Асандр рухнул навзничь, раскинув руки. В стекленеющих глазах таксиарха, залитых кровью, отражалось бесконечное небо и там, в недостижимой его высоте, пел жаворонок...

* * *

Гипасписты умело сражались в рассыпном строю, но против спартанского монолита сами построились фалангой. В последние десятилетия сомкнутый строй по достоинству оценили многие варвары. Фракийцы и иллирийцы, даже не имея тяжелого вооружения, все реже действовали на поле боя аморфной толпой.

Гелланик и Тимандр, догнав спартанцев, выстроили своих людей в восемь шеренг. Македонян было больше, и они значительно превосходили длиной фронта спартанскую фалангу. Лакедемонян это не беспокоило. На лицах презрительные усмешки, всем известное спартанское высокомерие, подкрепленное многовековой репутацией непобедимых воинов.

Не таких уж непобедимых, как дважды доказал Эпаминонд. А Филипп, в молодости живший почетным заложником в Фивах, на горе эллинов оказался способнейшим учеником великого полководца. В корпус гипаспистов отбирали отборных воинов, самых рослых, сильных и, что немаловажно, сообразительных. Сам Гелланик, человек незнатный, выдвинувшийся из низов, превосходил ростом и шириной плеч любого стратега македонян, и не только. Сейчас, на правом краю фаланги жесткая черная щетка гребня его шлема возвышалась над всеми на полголовы. Да и сам шлем, выкрашенный в пурпур, с золотой продольной полосой, с перьями цапли по бокам, очень заметен, бросается в глаза. Такие носили воины агемы, от которых осталось... По пальцам счесть можно...

Спартанцы запели пеан, и двинулись вперед. Воплощенное презрение к смерти: только две первых шеренги имели панцири, остальные – лишь щит, простой конический шлем и копье. Все остальные эллины, не сговариваясь, ответили бы, что это все от спартанской бедности. На эксомиды мол денег не хватит, совсем голыми в бой пойдут, а всем станут рассказывать, что де "пращуры им так заповедали".

– Иди твердо, копьем коли, щитом бей! – затянул Гелланик.

– Ха-ай, щитом бей! – подхватили воины.

Флейтисты высвистывали все убыстряющийся ритм, гипасписты шагали в ногу, нисколько не уступая выучкой "пешим друзьям". Собственно, подавляющее большинство начинало службу в фаланге, в корпус щитоносцев переводились отличившиеся в горных войнах с иллирийцами, где нечасто македонянам удавалось вести "правильный" бой.

Спускаясь с гряды, чуть подзадержался Тимандр и теперь поспешал, ликвидируя разрыв в стене щитов.

Спартанцы идут, на шеренгу сбоку глянешь – один человек. Глаза над кромками щитов, как у каменных некрашеных статуй, словно бельма без зрачков, спокойно-неживые.

Тимандр оглянулся на своих: как они, не дрожат ли колени?

Линия гипаспистов чуть извилиста, но движется ровно. На скулах ближайшего к командиру воина играли желваки, у следующего за ним капля пота блестит на бритой щеке. Да, сразу после быстрого марша в бой, но и спартанцы тоже не свежие.

Песня флейт и слитный топот тяжелых сандалий-эндромид, не люди идут навстречу, а древние спарты, проросшие из драконовых зубов.

"Ну уж нет. Бивали эти зубы-переростки и не раз. И мы побьем".

Но мысль не покидает:

"Стоит ли искушать судьбу, посылая против них равные силы?"

– Тимандр!

– Кто меня зовет?

Подбежал гипарет Гелланика.

– Не торопись, вместе ударим! С агрианами!

Гипарет тычет рукой куда-то вперед и левее. Тимандру плохо видно, но вот, кажется, различил: по гребню бежит человек. Там, поодаль, сбились в кучу фракийцы. Растратив стрелы и дротики, они не решаются атаковать монолит.

А ведь неплохая идея. У спартанцев на флангах илоты, надо бы их снести.

– Тише шаг! Делай, как я!

Замедлились. Крылья фаланги щитоносцев далеко охватывают спартанские шеренги, это хорошо, намнем бока вепрю.