Тени кафе «Домино» - [4]

Леонидов поймал один лист.

Растер его на ладони, понюхал.

Господи! Как это давно было, всего шесть лет прошло, а кажется целая вечность.

На Чистопрудном бульваре горели дуговые фонари, играл военный оркестр. Налетел ветер, закружились падающие листья.

Леонидов поймал один, растер, понюхал.

Лист пах горечью увядания.

– Чем пахнет, – засмеялась Елена.

– Увяданием.

– На то и осень.

– Ты права.

На них оборачивались. Замечательная пара. Молодая, но уже знакомая по экрану и сцене артистка Елена Иратова в голубом пальто, отороченным белым мехом и модный журналист в полувоенной форме «Союза городов», бесстрашный военный корреспондент. Так о нем писали в журнале «Нива».

В эту позднюю, но ясную осень, настоящую московскую. Когда дворы и переулки горели пожаром увядающей листвы, на Олега Леонидовича, словно волна наплыла любовь.

А главное, что чувство это было взаимным. Они были молоды, красивы и счастливы. Да и удача развернула над ними свои сияющие крылья.

Это был самый счастливый октябрь в его жизни. Самая счастливая осень.

Как же давно это было. В другой жизни, в другой стране.

Леонидов закурил.

Сумерки спустились на город.

Пора. Нужно сегодня обязательно выиграть. Деньги нужны.

И снова пошел сквозь московскую осень.

Он ушел с бульвара, свернул в Телеграфный переулок, потом в проходной двор.

Типичный московский двор. С голодными котами да дикой грязью помоек.

Прошагал по нему и вошел в Банковский переулок.

Он зашел в подъезд некогда доходного дома, поднялся на второй этаж.

На лестнице, чуть выше появились две тени.

Двое в шинелях подошли к Леонидову.

Один щелкнул зажигалкой.

– А, господин репортер. Просим, просим, сегодня игра крупная. Писатель Арнаутов серьезно играет.

Человек в шинели достал ключ и отпер дверь.

Подпольный игорный дом.

В коридоре было относительно светло. Горели четыре керосиновые лампы трехлинейки.

Навстречу гостю вышел хозяин заведения Лапшин.

– Здравствуйте, Олег Алексеевич.

– Здравствуйте, любезный господин Метельников.

– Ну, зачем же так официально. Прошу. Раздеваться не надо, у нас прохладно.

В углу красовалась буфетная стойка.

– Чем порадуете, Сергей Владимирович?

– Колбаску привезли домашнюю из Талдома, сало копченное, морс клюквенный.

– И все? – удивился Леонидов.

– Его величество спирт. На рынке бутылка 12 тысяч рублей. А я достаю со склада по восемь.

Они подошли к буфету.

– Андрей, дорогому гостю клюковочки и бутерброд с колбаской…

– И огурчик, – Леонидов взял лафитник, – ваше здоровье.

Он выпил спирт, разведенный клюквенным морсом.

Крепка была клюковка.

Леонидов закрутил головой, зажевал огурцом.

Дожевывая бутерброд, спросил:

Что с меня?

– За счет заведения, – добро улыбнулся Лапшин-Метельников.

Он стоял рядом, во фраке с атласными отворотами, в галстуке-бабочке.

Волосы расчесаны на прямой пробор, только шрам на щеке напоминал о прошлом.

– Спасибо, Сергей Петрович.

– Как же, как же, мы порядок знаем, господа из сыскной и репортеры – наши дорогие гости. Слава Богу, что сыскари к нам не наведываются.

Лапшин давно знал Леонидова. Еще с тех золотых времен, когда был в банде «Корейца».

К Леонидову все питерские и московские громилы относились с большим уважением. Дима «Кореец», человек никому не верящий, тайно встречался с репортером и делился с ним информацией. Потом они читали статьи Леонидова и дивились собственной лихости.

Лапшин знал, что Леонидов прекрасно осведомлен о том, что он был в банде Сабана. Почти о всех делах этой банды знает, но никогда, хотя имеет тесную связь с сыскарями, словом не обмолвился о людях снабжающих его информацией из уголовного мира.

Вот и сегодня здороваясь, называя фамилию Метельников, журналист, чуть улыбнулся.

Если Леонидов пришел играть, значит, он ничего не слышал тревожного. Никто не хочет попасть к чекистам на подпольной мельнице.

Видимо пока тишина. Но Лапшин был человеком тертым и знал, что тишина весьма обманчива. Пора, пора закрывать дело. Вложить советские деньги в золото и камни и рвануть в Финляндию.

В Питере у него были надежные люди, для которых пересечь границу дело плевое.

Пора.

Но жадность, которая губит фраеров и его могла не пожалеть.

Жалко, уж больно хорошо дела пошли.

Проходя в комнату, где шла игра, Леонидов посмотрел в окно.

Темно.

Только слабые точки огоньков.

Москва во тьме.

В комнате Олег подошел к кассиру-артельщику, сделал вступительный взнос.

– За каким столиком польский банчок?

– За вторым, Олег Алексеевич. Сегодня день игровой, карта не лошадь – к утру повезет.

Олег осмотрел зал и увидел всклокоченную голову Арнаутова. Там играли в баккара.

На столе высилась куча денег.

Леонидов подошел к столу.

Банкомет во френче, но с галстуком-бабочкой, метал талию.

Карты летали над столом.

Вот туз лег рядом с игроком.

– Банк, – радостно крикнул он и потащил к себе кучу бумажных денег.

Леонидов сел за стол, достал деньги.

– Ставка – пятьдесят косых, – объявил банкомет.

На стол легли деньги.

Банкомет пересчитал их, отложил несколько купюр.

– Десять процентов в счет заведения.

Он разбросал карты.

Леонидову досталась семерка.

Банкомет кинул первую карту ему.

Семерка.

– Банк, – сказал Леонидов и потянул к себе деньги.

МЧК

Начальник уголовного отдела МЧК Мартынов оглядел сотрудников.