Тени грядущего зла - [2]

Все это очень долго и возбужденно рассказывал Уилл. И также долго Джим молчаливо соглашался с ним. И столь же долго торговец, еще недавно спешивший опередить грозу и бурю, слушал, переводя взгляд с одного мальчишеского лица на другое.

— Хэлоуэй, Найтшейд, так вы говорите, у вас нет денег?

Торговец, словно смущенный своим богатством, порылся в кожаной сумке и вытащил причудливо изогнутую железку.

— Вот. Возьмите это бесплатно! Зачем? Затем, что в один из этих домов ударит молния. И если вы не поставите эту штуковину, не миновать беды! А тогда известно что: огонь и угли, свиная поджарка и пепел! Хватайте!

Он бросил им изогнутый стержень. Джим не двинулся, но Уилл схватил железку и раскрыл рот от изумления.

— Ого, какой тяжелый! И какой смешной! Никогда не видел такого громоотвода. Смотри, Джим!

И только тогда Джим оживился, потянулся, как кот, повернул голову. Его зеленые глаза расширились, потом сузились.

Громоотвод воткнули в землю, и он стал похож не то на полумесяц, не то на крест. По краю стержня были припаяны маленькие причудливые петельки и завитушки, а всю поверхность его покрывали искусно выгравированные надписи на неведомых языках, имена, которые невозможно прочесть, числа, слагавшиеся в непостижимые суммы, пиктограммы зверо-насекомых, ощетинившихся всевозможными перьями и когтями.

— Это египетское, — Джим уткнул нос в один из рисунков на железе.

— Жук-скарабей.

— Верно, парень!

Джим прищурился:

— А там, как курица наследила — финикийское.

— Верно!

— Зачем? — спросил Джим.

— Зачем? — переспросил торговец. — Зачем египетский, арабский, абиссинский, индейский? Ну, хорошо. А на каком языке говорит ветер? Откуда родом буря? Из какой страны приходит дождь? Какого цвета молния? Куда девается гром, когда умирает? Ребята, теперь вы готовы к любому языку, к любому образу и форме огней святого Эльма, этих шаров голубого огня, которые крадутся по земле и шипят, как рассерженные коты. Это единственные в мире громоотводы, которые слышат, чувствуют, могут предсказывать любую бурю, независимо от ее языка, голоса или знака Нет такого оглушительного чужеземного грома, который этот штырь не мог бы свести до шепота!

Уилл нетерпеливо посмотрел на незнакомца.

— Куда, — спросил он, — в какой дом ударит молния?

— В какой? Не торопись, подожди. — Торговец пытливо вглядывался в лица подростков. — Есть люди — они слышат молнию, как кошка слышит журчанье молока, которое сосет младенец. Люди — одни отрицательны, другие положительны. Одни светят в темноте, другие гаснут. И вот вы двое… Я…

— Почему вы так уверены, что молния ударит именно здесь? — внезапно спросил Джим, и глаза его загорелись.

Торговец едва заметно вздрогнул:

— Потому что у меня есть нос, глаза и уши… Вон, смотрите, те два дома, их балки, их стропила… Прислушайтесь!

Ребята замерли, и им показалось, что дома слегка качнулись под холодным послеполуденным ветром. А может, и нет.

— Молниям, как и рекам, нужны русла, чтобы течь по ним. Один из этих чердаков — и есть такое высохшее русло, и оно испытывает непреодолимое желание разрешить молнии протечь по нему! Сегодня ночью!

— Сегодня ночью? — радостно удивился Джим и сел на траву.

— Непростая это будет гроза, — сказал торговец. — Это говорю вам я, Ури — неистовый, яростный — есть ли прекрасней имя для того, кто продает громоотводы? Сам ли я выбрал это имя? Нет. Подвигнуло ли это имя меня к моему делу? Да! Став взрослым, я вдруг увидел небесные огни, пронзающие мир, заставляющие людей бежать, спасая свою жизнь. И тогда я подумал: я буду составлять таблицы ураганов, вычерчивать карты бурь, а потом побегу впереди стихии, потрясая моими чудесными жезлами, этими железными защитниками! Я обезопасил уже сотню уютных домов с их богобоязненными хозяевами. И когда я говорю вам — вы в опасности, слушайте! Лезьте на крышу; прибейте этот штырь повыше и заземлите его хорошенько до наступления ночи!

— Но на каком доме, на котором? — спросил Уилл.

Торговец отвернулся, высморкался в огромный платок, затем медленно пошел через лужайку, словно приближаясь к мощной адской машине, которая неслышно отсчитывала время.

Он подошел к дому Уилла, прикоснулся к веранде, провел рукой по столбу, по доскам крыльца, потом закрыл глаза и прислонился к стене, как бы прислушиваясь к тому, что скажет ему дом.

Затем, поколебавшись, осторожно перешел к дому Джима.

Джим замер, наблюдая за ним. Торговец протянул руку, провел по старой краске чуткими пальцами.

— Этот, — сказал он наконец. — Этот дом.

Джим гордо оглянулся.

Не оборачиваясц торговец спросил:

— Джим Найтшейд, это твой дом?

— Мой, — сказал Джим.

— Мне следовало бы знать это.

— Эй, а как насчет меня — спросил Уилл.

Торговец вновь принюхался к дому Уилла.

— Нет, нет, разве что несколько искр прыгнут в водосточные трубы. Но настоящее представление разыграется здесь, у Найтшейдов! Так-то!

Торговец заторопился обратно через лужайку и взял свою огромную кожаную сумку.

— Пойду дальше. Буря близится. Не медли, Джим! Иначе — бам-тара-рам! И тебя уже не найдут. Твои пяти и десятицентовики расплавятся в электрическом пламени, пламя сотрет с них и индейские головы, и Эйба Линкольна, и мисс Колумбию. С четвертаков ощиплют орлов, все превратится в ртуть в карманах твоих джинсов. Больше того! Любой мальчишка, пораженный молнией, сохраняет в своих зрачках последнее, что он увидел. Ей-богу! Эта фотография получается благодаря огню небесному, огню, который спустился с неба, чтоб унести душу вверх по блистающей лестнице! Торопись, мальчик! Укрепи громоотвод высоко на крыше, иначе на рассвете ты умрешь!