Тенета для безголосых птиц - [24]

Последние фразы Лада говорила приглушенно, сквозь сон. И во сне ее рука крепко обвила квадратную спину Раскрутина. И он опять же, к удивлению, нисколечки не сопротивлялся. Он, откровенный гуляка и любитель легкомысленных длинноногих девиц, бережно гладил плечи некрасивой знайки. Бывшей феминистки Лады. Над которой не раз презрительно подшучивал в той, другой жизни. В той другой жизни, где мы были совсем другие. Где так и не смогли разглядеть друг друга при свете ясного дня. И увидели по-настоящему лишь в кромешной темноте.

Мои мысли путались, как обрывки чьих-то давно написанных фраз, и в этой путанице монологов, метафор, отрывков из прошлого и будущего, я услышал тихий, нежный голос Вари.

– Лешка..

Я резко поднял голову.

– Лешка…

Это был не сон. Меня звала Варя. И я отозвался.

Она примостилась на моем пиджаке прямо под картиной неизвестных влюбленных и водила мизинцем по нацарапанной фразе: “Здесь был рай”.

– Лешка, – Варя привстала и положила руку на мое колено. Мое колено дрогнуло. – Давай допишем. Вот здесь: “И ад – тоже”.

– Если это ад, то он не так уж и страшен.

– Все равно странно. Одно и то же место можно назвать и адом, и раем. И время тоже. И, наверное, жизнь.

– Дело не во времени и месте. Дело в нас.

– Я тебя когда-то очень обидела. Это очень, очень плохо.

– Плохо не это, Варя. Вернее не столько это. Плохо то, что я так и не смог справиться с этой обидой. Я оказался очень слабым. И от этого факта мне тошно больше всего. А обиды давно уже забыты.

Я закурил сигарету. Она вспыхнул в темноте, осветив синие, распахнутые глаза Вари.

– Какой ты, – она провела ладонью по моей небритой щеке. Мне стало еще холоднее.

– Вот такой. Такого ты полюбить не смогла.

– Нет, Лешка, я так и не смогла полюбить другого.

Мы замолчали. Я не совсем понимал Варю. И ни о чем не хотел спрашивать. Она по-прежнему была далеко от меня. Хотя я чувствовал на себе ее дыхание. И ее дыхание пьянило меня. Как и усталость.

– Ты ни о чем не спрашиваешь? Но я все равно отвечу… Я так и не смогла полюбить мужа. Хотя его не любить невозможно. Так все говорят. В него все влюблялись с первого взгляда. И моя собака, и мои родители, и даже соседи. Всегда веселый, заботливый, обаятельный, красивый.

Я невольно сжал ее руку. Я хотел, чтобы она замолчала. А она только вскрикнула от боли. И тихо прибавила.

– Извини, я делаю тебе больно.

Я подумал, что больно она делала мне всегда. Может быть, поэтому я ее и любил.

– Но я должна… Пусть спустя годы должна все объяснить… Я очень, очень, очень сильно влюбилась в тебя. Но уже наступило другое время. Четко разделяющее для кого рай, для кого ад. Я не хотела ада. А для рая одной любви было мало. Напротив, она скорее мешала, обезоруживала, обессиливала.

– А я, дурак, всегда думал, что любовь помогает.

– Это как рай и ад, Леша. Смотря в каком времени и пространстве. И смотря для кого. Наше время и наше пространство уже диктовало другие условия и заставляло учить другие уставы.

– Условия жестокого расчета и устав расчетливой жестокости…

– Да, да, да! – Варя приблизила свое лицо к моему почти вплотную. И тяжело задышала. Ее дыхание было по-прежнему холодным. Казалось от него идет пар. – Да, и жестокого расчета, и расчетливой жестокости. Мы же были студентами! И что нас ждало впереди?! Ответь, что?! Ни нормальной работы, учитывая нашу специальность, ни квартиры, ничего. А за лечение моего больного отца кто бы заплатил? Ответь? Кто? Ты или я?

– Он, – смиренно ответил я на очень простой вопрос.

– Да! Именно он! И я была уверена, что полюблю его! Потому что его не полюбить невозможно!..

Я не выдержал, цепко схватил Варю за плечи и тоже задышал ей в лицо. Мое дыхание было горячим.

– А обо мне… Обо мне ты подумала?.. Хотя бы на миг, подумала?…

Варя отпрянула и усталым, плавным жестом отбросила пряди волос со лба.

– Я уже наказана, Леша. Если ты этого добиваешься. Наказана. Потому что до сих пор думаю лишь о тебе. Если бы все можно было изменить, – она уткнулась лицом в мои колени. Я знал, что она так и не заплачет. Она редко плакала.

– Я бы и теперь, Варя, ничего не смог дать тебе. Ничего, что можно было бы внести в прейскурант цен.

Варя подняла голову, и я провел ладонью по ее лицу. Ее щеки были мокрыми. И мое сердце сжалось. Варя так редко плакала.

– Знаешь, только сейчас, здесь, в этом аду под названием “Здесь был рай”, я поняла, что хочу умереть с другим прошлым. Когда есть прошлое, которое любишь, умирать не так страшно. А так… Там, в другой жизни, наверху, я жила день ото дня и думала, что время еще есть, чтобы исправить. У нас уже нет времени.

Я прижал Варю к своей груди. Изо всех сил. И она не вырывалась.

– У нас впереди еще очень много времени, Варежка. Я обещаю. Главное теперь, чтобы у тебя не болела нога, – я погладил ее по лодыжке.

– А она вовсе и не болит. Ты не обидишься? Лада, как бы я ее не любила, оказывается частенько права. Мне так хотелось, чтобы ты хоть чуть-чуть пронес меня. Чтобы вновь тебя почувствовать, твой запах…

Я рассмеялся громко, почти до слез.

– Ну, на счет запаха лучше промолчим. Но ты, Варька, все-таки неисправима. Хотя я тоже еще тот… Мог бы сам предложить девушке свои услуги.