И глаза грустные. У нее такие ресницы длинные, что глаза за ними не блестят. И усики видны чуть-чуть, губы темно-красные, точно она кровь пьет, зато щеки бледные. Я подумал, что с моим дядькой и легко и трудно жить. Он же никогда никакой упряжки не признавал, всегда все рассказы с себя начинает. А она опять угадала.
— Да, мне его не переделать.
Я только подумал, что необязательно в семье друг друга переделывать, как она снова ответила:
— И я измениться не могу. Мне или все, или ничего.
Интересный у нас разговор получился, честное слово, никогда о таком не читал. Или у меня лицо, как у Антошки, по нему все видно?
— Ты простодушный, — сказала Афифа, — только смотри, не ошибись, не гонись за пониманием, гонись за душой…
У нее все, как у колдуньи. Я же только вчера об этом думал.
— Иная, может, принцессу из себя строит, а полюбит, за твое добро все тебе отдаст, а другая — и друг, и товарищ, а потом сердце твое съест, а своим ничем не поступится, на горло тебе петлей ляжет.
И я почему-то вдруг вспомнил Варьку Ветрову и Антошку. А к чему — и сам не знаю. Афифа гипноз какой-то на меня навела.
— Уже двадцать три дня я его жена, — сказала Афифа, — а зачем?
Я подумал, что она, наверное, все же его полюбила, никто ее не заставлял замуж идти…
— Каждая девушка на себя надеется, верит, что должны ее полюбить всерьез… — Теперь я уже перестал удивляться ее ответам на мои невысказанные мысли. В конце концов, почему бы моему удачливому дяде Гоше и не жениться на обыкновенной ведьмочке?
Но тут он ворвался, веселый, с цветами, с бутылками, закрутил ее, затеребил, поднял на руки, а она даже не улыбнулась.
— Перестань, цветы надо в воду поставить.
И ушла в комнату с гвоздиками, на ее губы похожими. Дядька мне подмигнул и сделал жест регулировщика, показывающего машинам, чтобы они быстрее проезжали.
И я оказался на улице, даже не попрощавшись с Афифой. А потом я долго слонялся с Митькой, он злился на девчонок, говорил, что в наше время нет «леди, требующих джентльменского к себе обращения», что «эпоха Золушек прошла», романтика Алого паруса — блеф для взрослых. Он был явно на взводе, и я его не перебивал, чтобы выговорился. И тогда он рассказал, что с одним другом встретил девчонку из девятого класса на улице, было семь вечера, заговорили. Она хихикала, клеилась, а потом друг позвал ее к себе, благо родители были на даче. Она сначала отказывалась со смешками, потом пошла, они вместе поднялись в хату, а через десять минут его друг велел ему выметаться…
— А сегодня в школе я ожидал, что она будет смущенная, растерянная, а она на переменках хихикала с девчонками как ни в чем не бывало…
— Нашел из-за чего переживать, — засмеялся я, — не она первая, не она последняя…
— Да о чем с тобой говорить! — махнул Митька рукой. — Ты только о себе думаешь. — Он шел несколько шагов молча, потом добавил тише: — Равнодушный…
Сегодня меня Оса расхвалила за сочинение по Тургеневу. А я боялся, что двойка. Приметы были скверные, во-первых, забыл дома тетрадь. Во-вторых — потерял ручку, в-третьих, я написал, что Базаров мне не нравится, что я долго ему не верил, он оказался эгоистом, бессердечной личностью, что я не согласен, когда Oca говорила, что он для многих людей нашего возраста становится идеалом. Я не люблю, если мне навязывают что-то, до чего я не сам дохожу. Поэтому я его воспринимаю с холодком, хотя и понимаю, что это — Человек. «Он всегда выполнял свои решения, никогда не был бараном, вот за это его и стоит уважать».
И один на весь класс получил пятерку. Ланщиков даже посинел от зависти, а я подкрутил свой «молодецкий ус» и решил отдохнуть от литературы надолго. На месяц уж, во всяком случае, застрахован, пора теперь вытащить хвост из химии и физики. Английский подождет. Таис Московская никогда дружку Мамедова двойки в полугодии не вкатит. Кирюша тоже, не будет же она свой класс подводить, так что в атаку — на химию!
Мне всегда хочется сунуть Стрепетову в приоткрытый рот палец, когда он слушает кого-нибудь из учителей. Он у нас появился в восьмом классе и сразу стал комсоргом, хотя больше десяти лет от роду ему и сегодня дать нельзя. Несерьезная внешность, похож на белку и усыпан родинками. Сначала я думал — хиляк, а потом оказалось, что у него первый юношеский разряд по футболу, и он особенно прославился ударами головой по мячу. Может, поэтому он ничего на веру не принимает?
Когда Оса разбирала Некрасова, зашел разговор об его оде Муравьеву-вешателю. Начался разговор о компромиссах, и Ланщиков спросил:
— А зачем вы нам об этом рассказали? Чтобы погубить идеал?
— Идеалу правда противопоказана? — спросил Стрепетов, чуть заикаясь. — Лучше из него делать икону?
Оса сказала, что история должна быть точной. «Всякая перелицовка фактов даже из благородных побуждений вредна. Обществу нужны мыслящие люди».
Я вспомнил этот разговор сегодня, когда мы устроили большой бенц из-за сменки. Дело в том, что наша завуч Наталья Георгиевна вдруг десятиклассникам разрешила являться в школу без сменной обуви. «Они выпускники, почти взрослые!» Ну нас эта дискриминация возмутила. Утром мы уселись на портфели возле вешалки и стали орать: «А нам все равно, а нам все равно, не боимся мы ни волка, ни козы…»
