Тень Земли - [11]

Равным образом его не соблазняли сибирские просторы. Кто бы ни таился там, в бескрайних степях и безбрежных лесах, он будет представлять угрозу – или, во всяком случае, лишнюю сложность. Саймон, потомок русских и англосаксов, не мог надеть личину азиата; белокожий, рослый, светловолосый, он был бы заметен, как гвоздь, торчащий в доске. Существовала еще языковая проблема: русский и английский были ему родными, испанский, португальский, украинский и арабский он знал в совершенстве, мог объясниться на французском, немецком и итальянском, однако татарский – тем более бурятский или монгольский – не изучал. В его резерве еще оставался тайятский, но вряд ли язык четырехруких аборигенов Тайяхата мог пригодиться в Сибири или байкальских степях. К тому же, в свете нынешней ситуации, гигантские территории за Уралом являлись абсолютно бесперспективными. Все ракетные базы России, все, что находилось на юге и севере, на западе и востоке, в Монголии и Казахстане, в Приморье и на Курильских островах – словом, все смертоносные игрушки были разобраны и уничтожены, а ценное оборудование перебазировано в Новый Мир, на планету, которую Россия делила с теми же Монголией и Казахстаном, с Индией, Балтией, Эфиопией и десятком других государств. Ergo, то, что осталось здесь, не представляло для Саймона никакого интереса.

«Пальмира» пересекла линию терминатора, и сейчас он мчался над мрачным пространством – быть может, над кратерами Ташкента и Бешкека, медленно поглощаемых песками, или над чудовищным Новосибирским разломом, затопленным обскими водами. «Пальмира» свершала один оборот за восемь часов, и значит, часа через три Саймон увидит зарю над океаном, меж Новой Зеландией и Антарктидой; еще полчаса, и он пронесется над Андами, где-то в районе озера Вьедма…

«Ведьмино озеро», – подумал он на русском, невольно улыбнулся и, покинув смотровую палубу, зашагал в командный отсек, соображая, где бы лучше произвести десантирование. Если не в Закавказье, не в Средней Азии и не в Сибири, то лишь в Америке – ибо Сахара, как и Нубийская пустыня, безлюдна и совершенно непривлекательна. Однако Южно-американский материк, откуда шли передачи на русском, был территорией немалой, и тут существовали варианты – от мыса Горн до плоскогорий Каатинги. Десантный скафандр обеспечивал мягкое приземление с любой высоты до трехсот километров, но, разумеется, не заменял ни вертолета, ни боевой капсулы. Погасить скорость, доставить хрупкий груз боеспособным и живым – вот что являлось главной его задачей; он не предназначался для горизонтальных перемещений и, лишенный топлива, был абсолютно бесполезен.

Саймон не стал включать компьютер – задачка элементарная, и вычислительный модуль в его браслете справился с ней за пару секунд. Он спустится вниз по нисходящей параболе; покинув станцию на пятидесятом градусе широты, окажется где-то в бывшем Уругвае, чуть северней Ла-Платы – она разливалась широко, поглотив два кратера на месте Монтевидео и Буэнос-Айреса. Если отправиться в путь с сороковой параллели, он попадет к заливу – большой серповидной бухте, лежавшей там, где возносились когда-то небоскребы Рио и Сан-Паулу. На берегу есть город, новый город, довольно большой… и район вокруг весьма оживленный.. Саймон раздумывал. Пожалуй, лучше уругвайский вариант: тихое место, пустынная степь с холмами и рощами да сотня поселений, деревушки и городки, а меж ними – по тридцать-сорок километров. Не совсем безлюдье, но и под локоть не толкнут… прекрасные возможности для адаптации…

Он занес свои соображения в браслет. Широкое кольцо из десяти сегментов являлось многофункциональным приспособлением, где содержался не только компьютерный модуль, но и другие полезные вещи – гипнозер, погружавший в беспробудный сон, миниатюрный голопроектор и дешифратор. Сделав запись, он стал облачаться: надел скафандр и прозрачный шлем с кольцом воздушного регенератора, проверил поглотители тепла, тормозные движки, ранец и пояс с оружием. В ранце хранились запасные обоймы, контейнер с гранатами, тубы с пищей, фляга и Шнур Доблести – в прочном кожаном мешочке, расшитом тайятским жемчугом. На самом дне лежал тяжелый пупырчатый сфероид из синеватого металла – драгоценный маяк, который Саймону полагалось спрятать в надежном месте, а коль такого не окажется, таскать с собой.

Он положил ладонь на холодную поверхность сферы, нащупал пальцами пять почти незаметных углублений, нажал… В ответ подушечки пальцев кольнуло; теперь маяк был активирован, и оставалось самое простое: выжить и вернуться. Такой инструкцией начальство снабдило Саймона, причем Уокер напирал на «выжить», а Леди Дот – на то, чтобы вернуться. Она считалась дамой безжалостной и крутой, как и положено шефу Учебного Центра, и Саймон полагал, что труп агента в приемной камере был бы для нее вполне удовлетворительным результатом.

Он забросил ранец на спину, прислушался к тихим щелчкам магнитных креплений и вышел в коридор, к служебному шлюзу. Двигался Саймон, широко расставляя ноги и подпрыгивая; идти нормально мешали слабое тяготение и цилиндры тормозных движков, закрепленные у голеней. Шлюзовой отсек, тесный, темный и невысокий, был заранее наполнен воздухом. Саймон протиснулся в черную дыру люка, задраил его, бормоча сквозь зубы проклятия на тайятском, нашарил запор выходной диафрагмы, ткнул пальцем в нужную кнопку и повернул рычаг. Тьма стояла кромешная; казалось, ничего не происходит, но вдруг он заметил, как темнота будто бы сделалась глубже и на фоне ее засияли звезды – четыре звезды, две синие, алая и голубая. Саймон решил, что это доброе предзнаменование. У народа тайят «число» четыре считалось счастливым, и, желая удачи, они говорили: да пребудут с тобой Четыре алых камня, Четыре яркие звезды и Четыре прохладных потока. Звезды уже имелись в наличии, потоки Саймон мог отыскать на Земле, а вот с камнями получалась неувязка. Найдется ли хоть один? Такой, который можно метнуть, надеясь, что он озарит лунный кратер алой вспышкой взрыва?